Почему рэпер Кендрик Ламар — великий музыкант
В середине апреля вышел «DAMN.», пятый альбом 29-летнего американского рэпера Кендрика Ламара — многократного лаурета премии «Грэмми», которого принято считать лучшим хип-хоп-музыкантом своего поколения. По просьбе «Медузы» Лев Ганкин рассказывает, в чем величие Ламара — и за что его стоит ценить даже тем, кто равнодушен к его музыке.
«DAMN.», новый альбом рэпера Кендрика Ламара, вышел утром в пятницу, 14 апреля, а уже вечером того же дня по соцсетям прокатился слух: мол, погодите, это не все, в воскресенье артист должен обнародовать еще одну пластинку! В качестве улик приводились загадочные твиты соратника Ламара, продюсера Саунвейва, а также то обстоятельство, что 14 апреля было Страстной пятницей, а через день, соответственно, Пасха, то есть Воскресение Христово; учитывая, что «DAMN.» оказался под завязку набит евангельскими мотивами, в вероятность появления второй новинки готовы были поверить даже скептики.
Вероятно, еще и потому, что Кендрик Ламар — человек, который удивляет всегда: с тех пор, как появился на радарах примерно в 2010-м (прежде его знали разве что соседи по не раз воспетому американским хип-хопом лос-анжелесскому пригороду Комптону). Басист и композитор Тандеркэт, еще один постоянный соратник рэпера (и автор одной из лучших пластинок этого года «Drunk»), был всерьез озадачен в 2016-м, когда узнал о выпуске ламаровского альбома «untitled. unmastered.», на котором есть в том числе и его партии, непосредственно накануне его появления в магазинах. Вслед за ним пришел черед озадачиваться слушателям: забракованные демоверсии и ауттейки Ламара (заголовок диска можно перевести как «Без названия, без мастеринга») затыкали за пояс номерные релизы многих конкурентов артиста по рэп-сообществу. Продюсером одного из треков значился пятилетний сын R&B-звезды Алиши Киз — контекст, в котором живет и творит Ламар, позволял запросто поверить даже в это.
Просто у Кендрика Ламара все не так, как у остальных. Его вышедший в 2015-м альбом «To Pimp a Butterfly» — возможно, самый диковинный лидер продаж последних лет: взять хотя бы трек «For Free (Interlude)», в котором Ламар на пулеметной скорости читает текст под аккомпанемент причудливого авантджазового саунд-коллажа; разумеется, именно эту композицию решено было вопреки всякой логике выпустить одним из синглов — и разумеется, она попала в хит-парад и отдельно. Так Кендрик показал, что ни во что не ставит соображения формата и продюсерский расчет. Чуть дальше на альбоме — в финальном эпическом 12-минутном треке «Mortal Man» — появлялась своеобразная звуковая голограмма убитого в 1996 году Тупака Шакура, с которым Ламар вступал в развернутый диалог. Легитимизация собственного творчества через постановочную беседу с покойным классиком — сомнительная авантюра, но у Кендрика получилось и это: возможно, просто потому что ни в какой легитимизации на тот момент он уже давно не нуждался.
А еще потому, что финальный вопрос композиции «Mortal Man» (после долгого монолога о содержании альбома Ламар интересуется: «Ну что ты об этом думаешь, Пак?») призрак Тупака оставляет без ответа. Вот и еще один впечатляющий обман слушательских ожиданий: хип-хоп не чужд бахвальству, и Кендрик тоже сполна отыгрывает в своих песнях большинство хвастливых рэп-штампов. Казалось, логично было бы воспользоваться появлением Шакура, чтобы тот Ламара «в гроб сойдя благословил», — но этого не происходит: просьба Кендрика повисает в воздухе, альбом «To Pimp a Butterfly» завершается неопределенным многоточием.
В этой неопределенности — одно из главных достоинств его записей. Рэп, как ни крути, в подавляющем большинстве случаев мыслит себя искусством прямого высказывания (переходящего порой и в прямое действие — тот же Тупак и его вечный антагонист Бигги Смоллс, также погибший от вражеской пули, могли бы многое об этом рассказать). Неважно, идет речь о стереотипной браваде по поводу женщин и тачек, о бытописании жизни в гетто, или, например, об остром социально-политическом комментарии на тему расового неравноправия. В любом случае жанр исторически не благоприятствовал какой-либо заметной рефлексии артистов по поводу сказанного и уж подавно не приветствовал неуверенные, растерянные типажи — то есть ровно те, которые периодически воспроизводит в своих композициях Кендрик Ламар. Характерный пример с его прорывного концептуального альбома «good kid, m.a.a.d city» — композиция «The Art of Peer Pressure», в которой лирический герой попадает в передрягу за компанию, не в силах устоять перед сомнительными предложениями своих приятелей. Рифма со свежего «DAMN.» — трек «DNA», в котором утверждается, что порочный круг насилия уже заложен в ДНК тех, кто живет в гетто. Получается необычная история: рэп о слабости, об отсутствии воли, о непреодолимых обстоятельствах, которые оказываются сильнее маленького человека, попавшего в их водоворот.
Дальше — больше: на каждый ян, то есть песню с ожидаемой самоуверенной похвальбой, приходится свой инь — композиция, в которой Ламар описывает страх, смятение, замешательство. Первым синглом с «To Pimp a Butterfly» стал бодрый, позитивный трек «i» («Я люблю себя!» —тянули бэк-вокалистки в сопровождении жизнеутверждающего семпла из творчества Isley Brothers); внутри пластинки обнаружился его злой двойник «u» — пятиминутка отчаянного самобичевания, в которой артист называет себя «гребаным неудачником». Он не скрывает свои параноидальные страхи: раньше боялся смерти, подстерегающей любого, кто живет в Комптоне и, вероятно, находится не в ладах с законом, — Ламар дважды чувствовал холод пистолета, приставленного к его виску; теперь переживает, что его взлет окажется случайным и недолгим, и с большим скрипом соглашается купить скромный дом в восточном пригороде Лос Анджелеса — да и тот скорее для родителей, чем для самого себя. А что если завтра кончатся деньги? А что если это был просто сон длиной в десятилетие — а завтра он вновь обнаружит себя в Комптоне без гроша за душой?
Десятки тысяч демонстрантов на антитрамповской манифестации хором распевают его мантру: «we gon» be alright» — «у нас все будет хорошо»; трек «Alright» стал неофициальным гимном движения против полицейского произвола Black Lives Matter. Таким образом, не достигнув еще и тридцатилетия, Кендрик присоединяется к плеяде великих музыкантов, чьи песни превратились в гимны поколения, борющегося за свои права, становится наследником Нины Симон («Mississippi Goddam») или Гила Скотта-Херона («The Revolution Will Not Be Televised»). Может ли существовать высшее признание для темнокожего артиста? Ламар, однако, и тут колеблется, сомневается: в длинном, многословном, почти психоаналитическом эссе, которое он опубликовал в журнале XXL перед выходом альбома «To Pimp a Butterfly» (показательно само появление подобного текста), он пишет: «Молодежь — вся молодежь, не только афро-американская — сейчас как никогда нуждается в лидере. Я всегда знал: я здесь не только для того, чтобы сочинять музыку. Но, как говорится в моей песне «Mortal Man», меня пугает перспектива взвалить на себя бремя лидерства. Такой уж я есть. Простой парень из Комптона… Именно с этой новой ответственностью я и пытаюсь сейчас справиться, понять, как с ней жить». В заключительном треке нового альбома, названном по его собственной фамилии — «Duckworth», Кендрик читает: «Всегда было «мир против меня», а потом я понял, что это скорее «я против себя»», — полемизируя таким образом в том числе и со своим кумиром Тупаком, чья главная пластинка называлась «Me Against the World»
Жанр так называемого сознательного (conscious) хип-хопа существует с 1980-х — но у Кендрика получается совершенно новая сознательность. Формально тот же «To Pimp a Butterfly» — альбом про чернокожих и для чернокожих: в первом же треке здесь возникает патриарх фанка Джордж Клинтон, а дальше пластинка вбирает в себя буквально всю негритянскую музыку последних пятидесяти лет: соул, фанк, джаз (в том числе фри-джаз), R&B, хип-хоп. Ламар, однако, все время словно бы стесняется выступать от лица какой-либо расовой, социальной или национальной группы, какого-либо множества людей — предпочитая вместо этого высказываться только за себя. А если не за себя, то по крайней мере, от лица тех, кого рэп привык игнорировать и не замечать: например, от лица женщин — как на первом альбоме Ламара «Section 80», где в роли рассказчиц выступают две героини, Тамми и Кейша, или в песне «You Ainʼt Gotta Lie», где Кендрик вещает попеременно за мать и дочь.
Новая сознательность — именно в этом самокопании, в интровертном взгляде на себя и на свое место в мире, в отказе от популистских лозунгов, которые паства Ламара была бы совсем не прочь от него услышать. И еще — в нерешительности: Кендрик сам лишь ищет ответы на интересующие его вопросы, а не знает их наизусть; более того, вполне допускает, что никогда их и не найдет. Автор выступает в своих треках с совершенно иной позиции, нежели стереотипное рэперское «делай как я», озвученное когда-то на русском языке Богданом Титомиром; он выдвигает гипотезы, делает неуверенные предположения, всегда оставаясь внутренне готовым к тому, что сейчас ошибется, попадет впросак.
А ведь как легко было бы зазнаться! Ламар давно — один из главных героев текущей американской популярной музыки (объективно — по коммерческим показателям и индексу цитирования). Он на короткой ноге с сильными мира сего — от Барака Обамы, назвавшего его композицию «How Much A Dollar Cost» лучшей песней 2015-го, до баскетбольной суперзвезды Леброна Джеймса, который, говорят, лично лоббировал выпуск альбома «untitled. unmastered.» Он мастер неожиданного сюжетного поворота — как в той же «How Much a Dollar Cost», где бродяга, которому лирический герой отказывается подать милостыню, оказывается Господом Богом. Или в свежей «Duckworth», где Кендрик упражняется в альтернативной истории, размышляя об эффекте бабочки: оказывается, глава его лейбла Top Dawg много лет назад легко мог застрелить его родного отца при ограблении фастфуда «KFC», в котором тот работал.
Кроме того, он не просто рэпер-эмси, а человек, принимающий непосредственное участие в создании музыки на своих пластинках. Все соратники Кендрика говорят в один голос — он не обращается к ним с просьбами просто подобрать для текста подходящий бит, но лично контролирует все этапы творческого процесса, иногда озадачивая коллег странными просьбами, связанными с его врожденной синестезией, умением видеть музыку как набор цветовых оттенков («давай сделаем этот трек светло-зеленым»). Обладая необычайно острым чутьем на талант, он окружает себя блистательными музыкантами: от упоминавшегося выше Тандеркэта до новоджазового саксофониста Камаси Вашингтона — многие из его партнеров, благодаря сотрудничеству с Ламаром, получают достаточное количество денег и известности, чтобы запустить собственную яркую карьеру. Он может обходиться вовсе без семплов, как на «untitled.unmastered.», а потом вставить в тот же трек «Duckworth» югославский прогрессив-рок 1970-х. Ему не особо нужны гостевые куплеты — зато на «DAMN.» в песне «XXX» появляется, например, группа U2 в полном составе.
Он смог сполна реализовать заложенный в рэпе литературный потенциал: главные записи Ламара — это концептуальные альбомы, в лучших традициях рок-классики 1970-х вроде «The Wall» Pink Floyd или «The Lamb Lies Down on Broadway» Genesis. Странным образом, несмотря на очевидный логоцентризм хип-хопа, на его заведомую нарративность, на четвертом десятке существования жанра в нем не так много концептуальных пластинок, которые рассказывали бы от начала до конца единую историю — а Ламар уже записал их несколько: «Section 80», «good kid, m.a.a.d. city» (с подзаголовком «короткометражный фильм Кендрика Ламара»), «To Pimp a Butterfly». Концептуальные элементы обнаруживаются и на свежем альбоме «DAMN.», который, вероятнее всего, пополнит этот список — после того как сетевые аналитики окончательно прочитают содержащийся в нем посыл.
Наконец, Кендрик Ламар, в отличие от лирического героя многих своих песен, как раз смог — хотя бы формально — порвать с неблагополучным прошлым. Он все еще периодически тусуется «на районе», а также финансирует родственников и комптонских друзей, однако в его случае история бегства из гетто — не только в географическом, но и в психологическом смысле — завершилась как минимум промежуточным успехом. Ламар уже в школе учился на пятерки, несмотря на окружающий его кавардак и связи с дурными компаниями; импульс к сочинению текстов он получил от преподавателя литературы в старших классах. Он давным-давно не пьет, не употребляет запрещенных веществ и практикует медитацию. С его спутницей жизни, Уитни Алфорд, они вместе уже много лет.
Словом, существует немало причин, по которым ему полагалось бы испытывать самодовольство, мнить себя духовным гуру, изрекать патетические лозунги и вести за собой толпы обожателей.
То, что Кендрик Ламар не делает ничего подобного, — бесценно.