Власти делают вид, что в признании «Медузы» «иностранным агентом» нет ничего страшного. Они врут: на самом деле это касается каждого Объясняют руководители «Дождя», «Новой газеты» и других независимых СМИ
23 апреля «Медузу» признали в России «иностранным агентом». Из-за этого мы потеряли практически все свои доходы и возможность нормально работать (нам очень нужна ваша помощь). Но российские власти пытаются сделать вид, что ничего важного не произошло. Например, пресс-секретарь президента Дмитрий Песков в ответ на вопрос о возможном закрытии «Медузы» заявил: «Исчезновение любого средства массовой информации не будет сильно ощущаться». О том, что на самом деле означает признание «Медузы» «иноагентом» для рынка российских СМИ (а в конечном счете — для всех россиян), мы спросили у руководителей «Новой газеты», «Дождя», «Проекта» и других независимых изданий.
Дмитрий Муратов
главный редактор «Новой газеты»
В отношении «Медузы» принято индивидуальное политическое решение. Никаких сомнений не существует по этому поводу.
Для того чтобы признать организацию «иностранным агентом», она должна заниматься политической деятельностью. «Медуза» ею не занимается: не участвует в законотворческой деятельности, не проводит референдумы, не создает партии. Когда мы начали выяснять у Минюста, почему же тогда «Медуза» «иностранный агент», нам сказали, что политическая деятельность уже не имеет значения — а имеет значение, что у «Медузы» иностранная регистрация и иностранные деньги. Это, честно говоря, очень смешно, потому что частная компания имеет право писать на русском языке и отслеживать события, которые происходят в России. Аргумент Минюста не выдерживает критики. Поэтому это именно индивидуальное решение. Почему оно принято и кто лоббировал это решение, мне непонятно.
У «Медузы» более 12–14 миллионов уникальных посетителей в месяц. Это означает, что оскорблены миллионы людей. Люди не считают, что они читают «иностранного агента». Не считают себя «иностранными агентами». Поэтому это не только оскорбительно для самой «Медузы», которая должна капслоком указывать это говно (имеются в виду сообщения о признании «иностранным агентом» в соцсетях и на страницах материалов, — прим. «Медузы»), но оскорбительно и для российских граждан. Это «бомбежка Воронежа».
[Власти] уже сильно прошлись по журналистике. Большинство медиа, которые были влиятельны в 1990-х, в начале 2000-х годов и, наверное, где-то до 2012 года, сменили хозяина, были проданы. Казалось, что медийная поляна в России зачищена полностью и целиком находится под контролем аффилированного с кремлевской администрацией бизнеса. Но потом начали возникать новые проекты. «Медуза», The Bell, «Важные истории», «Проект», «Гласная», «Холод», «7×7» — можно с десяток перечислить. И тут выяснилось, что на них управы нет. [Тогда власти] начали экспериментировать. И это не диалог [власти и журналистов]. Это отсечение медиа, прекращение диалога и политическое решение [о давлении на них]. Только за последнее время были утечки, которые, по мнению их организаторов, компрометируют «Проект». Были обыски у Романа Анина, который возглавляет заметные «Важные истории». Вот теперь история с «Медузой».
Тихон Дзядко
главный редактор телеканала «Дождь»
Все происходит ровно по тому сценарию, которого многие опасались. А именно что закон об «иностранных агентах» станет дубиной и бомбой замедленного действия в руках российских властей. Российское государство несколько лет использовало эту дубину против неугодных ей организаций, а с недавних пор она начала применяться и против СМИ. Включение «Медузы» в реестр «иностранных агентов» — яркое подтверждение.
Это [признание «Медузы» «иностранным агентом»] — политическое решение, которое призвано ограничивать работу СМИ. И оно действует не только в адрес журналистов, но и в адрес читателей, потому что ставит под угрозу существование издания. Люди, которые его читают, теряют доступ к независимой информации.
Все это происходит в общей логике действий российских властей. Мы видим, что по всем направлениям идет ужесточение механизмов подавления свободного мнения. Кто-то, кто определяет развитие нашей страны, избрал именно такой курс, и в этой «логике» это все и делается. Сначала идет атака на тех, кто каким-то образом проявляет активность, а потом на тех, кто об этой активности рассказывает.
Проблема с законом об «иностранных агентах» в том, что этот закон и его последствия непредсказуемы. Те, кто этот закон писали и принимали, говорят, что нет никакой особой сложности — нужно просто подавать больше документации в Минюст и помечать свои материалы определенной маркировкой. Но мы же понимаем, что на деле это все не так. Этот закон делает нормальное функционирование СМИ практически невозможным, потому что помимо документации и обязательной маркировки есть и другие последствия. Они проявляются в том, что на СМИ появляется клеймо, которое в нынешнем политическом контексте России многие будут стараться обходить стороной. В первую очередь речь о рекламодателях. И, как я понимаю, рекламодатели начали уже обходить это клеймо стороной.
Последствия абсолютно непредсказуемые. Совсем непонятно, что делать. Единственный путь — положиться на читателей и их прямую поддержку.
Таисия Бекбулатова
главный редактор издания «Холод», бывший спецкор «Медузы»
«Иностранный агент» — это удобный способ уничтожить издание, не применяя яростных шагов. Не увольняя главного редактора, не объявляя о закрытии издания, не блокируя его. Это удушающая практика, когда издание вынуждено само каждый день убивать себя. Потому что безумные плашки [о статусе «иностранного агента»] могут кому-то казаться смешными, но на самом деле мало кто готов преодолевать эти строки, чтобы дойти до сути сообщения. Особенно это абсурдно в соцсетях — там люди не готовы идти дальше одной-двух строк, не говоря уже о четырех-пяти, которые занимает все это убожество. Это унижающая форма уничтожения твоего труда.
Для «Медузы» «иностранный агент» — это уничтожение способности зарабатывать в России. Все рекламодатели у нас крайне пугливые. То, что «Медуза» начала зарабатывать на российском бизнесе, — это большое достижение, а не то, что само собой разумеется. Сейчас этот труд полетит в тартарары, потому что российский бизнес за последние много лет настолько задавлен, что не рискнет пойти к «иностранному агенту», не говоря уже о том, чтобы иметь с ним финансовые отношения. Это унизительная практика убийства издания.
Если бы это был детектив, его бы назвали «Тихое убийство». Потому что, с одной стороны, тебя никто закрывает и не блокирует, с другой — ты видишь, что твое издание идет к грани уничтожения. И это касается не только бизнеса. Журналисты издания не смогут общаться с большим количеством спикеров. Одно дело, когда ты встречаешься в кафе с обычным журналистом; другое дело, когда ты что-то комментируешь «иностранному агенту». Это будет воспринято как выступление против государства. И с точки зрения государства это сильный удар по возможности работать спокойно.
Я уверена, что «Медуза» не будет последней в списке. Условия, при которых тебя объявляют «иностранным агентом», очень размыты. Любой может стать этим «иностранным агентом». Это очевидный признак того, что закон неправовой, что он применяется избирательно. Объявить «иностранным агентом» можно каждого, но объявлять мы будем тех, кто неугоден. Это перекрывает каналы не только роста, но и существования.
Последствия этого будут крайне печальны не только для независимых медиа, но и для читателей. Миллионы людей окажутся без источников независимой информации. Я понимаю, что сейчас мало кто из россиян ценит независимые СМИ, но когда они исчезнут — это станет очевидно. Не к кому будет обратиться за помощью. Не к кому будет обратиться, чтобы привлечь внимание к несправедливости. Это будет трагическим событием для жителей страны.
Роман Баданин
главный редактор издания «Проект»
Все люди болеют гриппом — это плохо, но очевидно, неизбежно и естественно в каком-то смысле. Так же и со статусом «иноагента». Ничего, чего не стоило бы ожидать «Медузе», не произошло. Все, что случилось, произошло естественным образом. К этому шло и дальше будет идти.
Одна «Медуза» не останется, это коснется и других [СМИ]. Мы и про себя [«Проект»] рассматриваем такие варианты, продумываем сценарии — но все сценарии упираются в отсутствие логики. Нет никаких объективно существующих законов, на которые можно было бы опираться. Все правоприменение избирательное.
У каждого СМИ своя экономическая модель, у всех разные ситуации и разные риски. Но это [признание «иностранным агентом»] в любом случае усложнит работу. У разных изданий риски отличаются — в зависимости от профиля, его масштабов и экономической модели. Например, «Медуза», будучи новостным СМИ, менее зависима от местонахождения этой части редакции. А расследовательское медиа более зависимо — потому что с людьми нужно больше говорить. Также могут быть риски личной безопасности или невозможности выполнять какую-то часть работы, потому что приходится уезжать из страны.
Мы пришли к этому за 20 лет существования нынешней России. Российское государство при Путине развивалось закономерно в той системе, которую он задал. Это диктатура. И в ней естественным образом — а не противоестественным — находятся цензура и давление на независимые СМИ.
Независимые СМИ в разных видах этому давлению противодействовали. Все 20 лет это была игра туда-сюда — и сейчас новый раунд.
Роман Анин
главный редактор издания «Важные истории»
«Иностранный агент» — это абсурдная юридическая конструкция, которая была придумана российскими властями, чтобы задавить независимые медиа.
Это был долгий процесс. Они долго принимали законы, пытались заткнуть разные дыры, законодательные щели. Много лет разными способами пытались задавить независимые медиа, и «иностранный агент» — следующий способ.
Почему именно сейчас это произошло? Все когда-то происходит впервые. В том числе это происходит сейчас, потому что ситуация в стране усугубляется. Люди становятся беднее, и для властей независимые СМИ, которые не боятся их критиковать, становятся угрозой. Потому что люди все меньше верят тому, что им рассказывают на федеральных каналах, все больше читают независимые медиа. Власти опасаются за свое будущее и за то, что правду о том, что происходит в стране, узнают люди.
Этот закон сформулирован так, что выходов из этого нет. Следовать закону невозможно — в этом его уродство. Вы не можете прописывать каждый твит тем огромным количеством символов, которые нужны по закону. А если не соблюдаете правила, то сначала два штрафа, а потом уголовное дело [в отношении руководителей СМИ]. Очевидно, что этот закон создавали не для того, чтобы ему следовали.
Кирилл Артеменко
генеральный директор издания «Бумага»
Статус «иностранного агента» — это и стигма, и огромное количество прямых расходов и головной боли для издания. СМИ не обладают лишними ресурсами на юристов для создания отчетности, которая требуется по закону. Это влияет на занятость руководителей, которые из-за этого занимаются не своей работой, а решают вопросы, которые решать не нужно было бы вообще.
История «Медузы» покажет, каков реалистичный сценарий в плане бизнеса независимого издания, которое признали «иноагентом». Самое логичное развитие событий — это сокращение рекламных доходов, потому что бизнес не хочет связываться с рисками.
С другой стороны, если мы говорим про успешное независимое издание, то оно успешно, потому что ему доверяет аудитория. И, кажется, она от него не должна отвернуться. В этом смысле реклама будет сохранять свою эффективность и, может быть, даже будет еще более эффективной в силу мобилизационной лояльности людей к изданию, которое терпит давление. Поэтому если бы рекламодатели мыслили в исключительно коммерческой логике, то теоретически проблем у издания не должно возникнуть. Но как это будет работать в реальности, покажет время.
Сейчас важна реакция общества и рекламодателей. Потому что до «Медузы» «иноагентами» признавали иностранное вещание [например, »Радио Свобода»] — то есть издания на зарубежном госфинансировании, у которых есть российские редакции. Там, конечно, штраф в миллион долларов — это не очень приятно, но есть ощущение, что это небольшая часть бюджета мощной компании, которая финансируется за счет средств налогоплательщиков других государств. У «Медузы» так вопрос не стоит.
Вообще, это составная проблема. Например, сотрудники медиа, не желая того, оказываются в партизанском положении, на что изначально не подписывались. Например, если ты идешь работать оперативником в полицию, то понимаешь, что можешь быть ранен или убит в сложной операции. А когда идешь в издание, которое работает в легальном поле и является коммерческой компанией, ты не планируешь, что тебя назовут «иноагентом» и ты будешь иметь личные неприятности.
Но если говорить только про бизнес, то можно реструктуризировать его так, чтобы отказаться от текущего бренда и текущей модели, все перестроить, но сохранить команду и компетенции. Это можно сравнить с поведением предприятий в кризис, когда в 1991 году оборонные предприятия потеряли госзаказ и переквалифицировались на гражданское производство, начали делать то, что делал обычный бизнес. Потом атмосфера изменилась, госзаказ вернулся, и предприятия начали делать то, что делали раньше. Но это изначально убивает миссию издания и продукт. Тут закон достигает мишени — нейтрализовать неугодное СМИ.
Второй выход — это сокращение расходов, изменение масштаба, уход от текущих стандартов. В этом случае развитие издания будет строиться на узком сообществе фанатов и поддерживаться донатами или другой формой донорства. Но это разрушение изначальной коммерческой модели — и ничего хорошего здесь придумать нельзя.
Успешное существование коммерческой компании — это благо для государства. Оно обеспечивает рабочие места. Даже если говорить про СМИ, которое зарегистрировано за рубежом, но принимает на работу российских сотрудников, — люди возвращают эти деньги в экономику России. Но закон об «иноагентах» выталкивает коммерческие компании в зону совершенно другой деятельности.
Все это — знак для всей независимой журналистики, что риски многократно увеличились и они реальны. СМИ, которые в России успешны, отличаются крайней сообразительностью, быстротой и выживаемостью. Думаю, что скорость принятия решения и адаптации у медиакомпаний довольно высокая. Но проблема в том, что независимых изданий, которые представляют собой устойчивый частный бизнес, осталось немного.
Андрей Коняев
издатель N+1
В чем смысл статуса «иноагента» для меня загадка. Есть миллион способов давления на СМИ — более эффективных и менее публичных. Есть Роскомнадзор, который может выносить предупреждения. Есть люди, которые могут написать безумное заявление в прокуратуру и по которым потом будут проверки, а Роскомнадзор тебя заморозит. Есть много вариантов надавить и закрыть СМИ. У нас нет проблем с рычагами давления. [Статус «иностранного агента» —] это совершенно избыточная история.
Сейчас я без понятия, какие есть выходы из этой ситуации. Потому что эта система непрозрачна. Это означает, что у вас нет понимания, почему это произошло [признание «Медузы» «иноагентом»]. Если нет понимания, почему это произошло, вы не можете откатить это назад. Более того, у большинства людей внутри системы нет понимания, почему это произошло.
Законодатели не очень понимают, что закон довольно сложная вещь и к нему нужно относиться с уважением. Им кажется нормальным, что если ты почитал что-то плохое в интернете, то через две недели выходит закон, который это плохое запрещает. Вот в результате такого бешеного творчества и появились СМИ — «иноагенты».
Дмитрий Колезев
издатель Itʼs My City
Эта история не только про «Медузу». Эта история находится в контексте давления на СМИ по всем фронтам — от уголовного дела на Doxa до вызова в полицию журналистов, которые работают на митингах.
«Медуза» — самый пострадавший из всех, так как заметнее всех для рынка. Она больше, крупнее других изданий и настоящий трендсеттер. И как раз потому, что она трендсеттер, на нее наложена эта кара. Многие смотрят на «Медузу», ориентируются на нее, это важное СМИ для рынка. Когда в Кремле его решают наделить статусом «иностранного агента», это очевидный сигнал всем: «Ребята, меняем правила игры». Раньше работали по одним правилам: можно было критиковать власть, писать плохо про президента, партию, правительство, — а теперь правила меняются. В качестве одного из сигналов этого — новый статус «Медузы», которая получила звание врага, если переводить на русский язык.
Понятно, что в Кремле говорят: статус «иностранного агента» не накладывает ограничений. Но эксперты, люди, элита — все воспринимают статус «иноагента» как то, что государство считает эту организацию враждебной к себе. Это сигнал такой: «Независимую журналистику, которая существовала до последнего времени, мы считаем враждебной к себе».
Я не очень верю, что это прямо приговор для «Медузы», хотя все звучит драматично. Мне кажется, что у «Медузы» есть самое важное — большая, преданная, а самое главное — живая аудитория. Это не случайные люди. Это люди, которые подписаны на «Медузу» много лет, читают и любят ее. И они никуда не денутся. Может, даже сплотятся.
Можно ли выбраться из этой ситуации и снять статус «иностранного агента», вопрос риторический. Можно попробовать пообщаться с кем-то во власти, понять, что это было и как это можно откатить назад. Но я не уверен, что это путь, по которому стоит идти, потому что, если по нему идти, власти попросят что-то взамен.
Поэтому единственное, что остается «Медузе, — это стиснуть зубы и, пользуясь поддержкой читателей, идти вперед. У «Медузы» есть все возможности переменить сам взгляд на статус «иноагента». Раньше этот ярлык касался важных некоммерческих организаций, но у них не было многомиллионной аудитории. У «Медузы» она есть. И то, что огромное количество людей столкнулось с этим статусом, уже само по себе меняет взгляд на него. Люди все больше видят его абсурдность, и этот способ наказания становится менее эффективным. Ведь Кремлем подразумевается, что если назовешь кого-то «иностранным агентом», то он станет токсичным, прокаженным и люди будут от него отпрыгивать. Но когда крупнейшее СМИ называют «иностранным агентом», его аудитория воспринимает это по-другому. Люди начинают понимать, что ярлык «иностранного агента» — это фуфло. Или даже знак качества.
Записала Александра Сивцова