«Отправляют на войну против родной страны» «Медуза» рассказывает, как российские власти с 2014 года борются с «нелояльностью» крымских татар — и почему осеннюю мобилизацию в Крыму называют геноцидом целого народа
Российские власти начали преследовать крымских татар сразу после аннексии полуострова — и продолжают делать это до сих пор. Одних задерживают по обвинению в «экстремизме», других вынуждают уезжать из Крыма. После начала полномасштабного вторжения в Украину их положение стало еще сложнее — местные правозащитники сравнивают ход осенней мобилизации на полуострове с геноцидом целого народа. «Медуза» рассказывает, как девять лет российской оккупации изменили жизни сотен крымских татар — и как Россия отправляет их на войну со страной, которую они считают своей.
Многие герои этого текста попросили «Медузу» об анонимности, так как наше издание объявлено в России «нежелательной организацией».
Захват Крыма и начало репрессий
Противостояние
26 февраля 2014 года, меньше чем за месяц до аннексии Крыма, у здания крымского парламента в Симферополе встретились две примерно одинаковые по численности группы — всего более двенадцати тысяч человек. Первая — сторонники пророссийской партии «Русское единство» под предводительством Сергея Аксенова, тогда депутата Верховного Совета Крыма, а сегодня главы аннексированной республики, — выступала за проведение референдума о статусе полуострова. Вторая группа — их противники, возглавляемые меджлисом крымскотатарского народа, — пришла, чтобы не дать парламенту Крыма провести заседание, на котором планировалось обсудить выход республики из состава Украины.
«Мы сказали: не назначайте сессию [парламента], не взрывайте ситуацию в Крыму, потому что уже вчера было понятно, что сессия назначается с одной целью — предпринять действия, которые положат начало отторжению Крыма от Украины», — говорил на митинге глава Меджлиса Рефат Чубаров.
К тому моменту российские войска уже шесть дней находились в Крыму, а поддерживающие Россию жители республики вступали в добровольческие отряды «Крымской самообороны», созданные Аксеновым. Их главной задачей было вместе с российскими военными охранять правительственные здания от сторонников Майдана. На митинге у крымской Рады в Симферополе за порядком также следил разделяющий демонстрантов кордон украинской милиции.
Но столкновения между участниками митинга все же начались. В ходе них около тридцати человек были ранены, двое погибли: у 21-летнего Игоря Постного во время акции случился сердечный приступ, а пенсионерку Валентину Корневу затоптала толпа. Оба выступали за вхождение Крыма в состав России. При этом ни один участник протестов не был задержан. Спустя четыре года президиум парламента аннексированного Крыма посмертно наградил Постного и Корневу медалями «За защиту Республики Крым».
Принято считать, что с митинга 26 февраля началось сопротивление крымчан российской оккупации. В тот день заседание парламента так и не прошло — из-за отсутствия кворума. А 27 февраля российские военные без опознавательных знаков захватили правительственные здания в Крыму. Сергея Аксенова (формально — решением крымского парламента) назначили председателем Совета министров Крыма. Меньше чем через месяц — 17 марта — он стал главой региона. С тех пор жизнь крымских татар превратилась в постоянное столкновение с российскими репрессиями.
Раскол
По словам правозащитницы Афизе Каримовой (имя изменено по просьбе героини), с которой поговорила «Медуза», нелояльность крымскотатарского народа российскому режиму «связана с исторической памятью» — искусственно вызванным Российской империей крахом экономики Крымского ханства в конце XVIII века, давлением на мусульманское духовенство и вынужденной эмиграцией многих крымских татар в Турцию в начале XX века, расстрелами интеллигенции в годы сталинских репрессий и массовой депортацией в 1944-м. Аннексия Крыма в 2014 году стала для крымских татар прямым продолжением прежних преследований.
В то же время среди крымских татар есть и те, кто после аннексии полуострова поддержал Россию, — например, ставший в 2016 году депутатом Госдумы бывший член курултая крымскотатарского народа Руслан Бальбек. В 2019 году он даже заявил, что крымские татары верны присяге, которую дали Екатерине II в 1783 году, когда Россия впервые присоединила территорию Крыма. Эту присягу он назвал «предтечей» референдума 2014 года.
С крымчанами, принявшими сторону российских властей, как Бальбек, проукраинские официальные лица региона никак не контактируют. Представитель президента Украины в Крыму Тамила Ташева в разговоре с «Медузой» называет их «коллаборантами», не заслуживающими диалога. Она считает, что это «одна из форм демонстрации пренебрежительного отношения». «Они предали свой народ, тех, кого оккупанты убили, пытали или лишили свободы», — подчеркивает Ташева.
Помимо местных политиков и тех, кто хотел попасть в их ряды, российскую власть поддержало Духовное управление мусульман Крыма (ДУМК) — религиозная организация, которая выбирает муфтия (религиозного лидера) крымских татар. Муфтий Эмирали Аблаев, избранный еще в 1999 году, сохранил свое положение и после аннексии Крыма. «Мы 30 лет проживали и двигались в одном русле, теперь оказались совсем в другой системе. Кому-то это нравится, кому-то не нравится. Но в общем никаких проблем не существует. Есть недоразумения, но они будут всегда. Эти проблемы решаемы», — сказал муфтий, отвечая на вопрос издания «Реальное время» о преследованиях крымских татар в 2016 году.
Фактически в Крыму произошел религиозный раскол: Мустафа Джемилев — представитель президента Украины по делам крымскотатарского народа в 2014–2019 годах — обвинил ДУМК в предательстве «чаяний и мыслей мусульман Крыма». На киевском съезде делегатов крымскотатарских мусульманских организаций в ноябре 2016 года было принято решение о создании нового Духовного управления мусульман Крыма в Киеве, а муфтием избрали Айдера Рустемова — бывшего научного редактора украинского исламского издательства «Ансар фаундейшн», выпускающего мусульманскую литературу. Пророссийское ДУМК во главе с Эмирали Аблаевым ожидаемо назвал эту организацию и ее лидера нелегитимными.
Взаимные претензии выразил и Рустемов. «В оккупированном Крыму выборов [муфтия] не может быть априори, поскольку это оккупированная территория. Эмирали Аблаев не переизбирается, он назначается [российским] ФСБ. Все это незаконно с точки зрения законодательства и с точки зрения религиозной сферы. Эмирали Аблаев — предатель собственного народа», — заявил проукраинский муфтий после очередного переизбрания Аблаева в 2018 году.
Первые преследования
Около года спустя после февральских событий в Симферополе за участие в митинге возле парламента задержали восьмерых крымских татар. Среди них был замглавы меджлиса Ахтем Чийгоз — его обвинили в организации массовых беспорядков и приговорили к восьми годам лишения свободы. Почти три года он провел в СИЗО Симферополя, а в 2017-м его и еще одного руководителя Меджлиса Ильми Умерова, осужденного на два года за «призывы к нарушению территориальной целостности России», выдали Турции, которая на протяжении многих лет поддерживает крымских татар и считает их соотечественниками с тюркскими корнями. Освобождения Чийгоза и Умерова, как рассказывал проукраинский лидер крымских татар Мустафа Джемилев, добился сам Реджеп Эрдоган. По одной из версий, крымских татар обменяли на двоих россиян, обвиненных в шпионаже. Президент Турции не комментировал этот обмен.
Чийгоз и Умеров вышли на свободу, когда меджлис уже был объявлен в России «экстремистской организацией» — это решение Верховный суд Крыма принял в апреле 2016 года. На одном из заседаний Наталья Поклонская — на тот момент главный прокурор республики — назвала руководителей меджлиса «марионетками в руках больших западных кукловодов», которые используют крымскотатарский народ «как разменную монету». По мнению Поклонской, меджлис был «настроен исключительно на антироссийскую деятельность».
После объявления организации «экстремистской» российские силовики получили полную свободу в преследованиях крымских татар. Так, по данным первого заместителя меджлиса Наримана Джелялова, с 2016 года были похищены полтора десятка активистов организации — никого из них до сих пор не нашли. В Следственном комитете Крыма утверждают, что «массовых исчезновений крымских татар на полуострове нет».
В 2017 году лидеры меджлиса подали жалобу в Европейский суд по правам человека (ЕСПЧ) — в 2021-м ЕСПЧ начал рассматривать дело по существу. В том же 2017-м Международный суд ООН в ответ на иск Украины потребовал прекратить преследование крымских татар — но российские власти это решение проигнорировали.
Большинство членов меджлиса были вынуждены бежать из Крыма — многие сумели выехать на территорию Украины, как, например, лидер меджлиса Рефат Чубаров. «В Киеве они сохранили свой состав, продолжают работать. Активно сотрудничают с украинскими властями по вопросам прав своего народа», — рассказывает «Медузе» Тамила Ташева, представитель президента Украины в Крыму. Однако данных о количестве уехавших в Украину крымских татар, по ее словам, у украинских властей нет.
Представительство президента Украины в Крыму появилось в Украине в 1992 году — до аннексии Крыма оно следило за тем, чтобы власти автономной республики соблюдали Конституцию страны. Но с тех пор, как Россия заняла Крым, представительство вынуждено было переместиться в Киев и удаленно поддерживать связь между украинскими властями и жителями полуострова, помогать с документами и давать консультации крымчанам, желающим сохранить или восстановить гражданство Украины. В 2021 году в Киеве при участии представительства президента Украины в Крыму прошел учредительный саммит Крымской платформы — дипломатической инициативы украинских властей, с помощью которой они хотят вернуть вопрос Крыма в международную повестку, а также защитить права крымчан.
Дело о подрыве газопровода
Связь Киева с оккупированным полуостровом помогают поддерживать те, кто, несмотря на российские репрессии, решил остаться в Крыму. Среди них был первый заместитель главы меджлиса Нариман Джелялов. По словам Тамилы Ташевой, он поддерживал политзаключенных, посещал суды. «В 2021 году, после того как он [Джелялов] посетил саммит Крымской платформы в Киеве и вернулся домой, российские силовики арестовали его и обвинили в организации диверсии», — вспоминает Ташева.
В конце сентября 2022 года Верховный суд Крыма приговорил Наримана Джелялова к 17 годам лишения свободы. Его обвинили в диверсии на газопроводе в селе Перевальное на юго-востоке Крыма 23 августа 2021-го. Тогда крымское МВД, не раскрывая подробностей, сообщило о «повреждении» местного газопровода, а 4 сентября по обвинению уже в «подрыве» были задержаны активисты, братья Азиз и Асан Ахтемовы — а с ними и Нариман Джелялов. В тот день 60 крымских татар вышли на митинг к зданию УФСБ по Крыму в Симферополе. Сорок из них задержали, большинство получили административные аресты.
Российско-украинский адвокат Николай Полозов, который представлял интересы Наримана Джелялова в суде, в разговоре с «Медузой» подчеркивает, что в деле не было ни одного убедительного доказательства. По версии следствия, Джелялов организовал контрабанду взрывного устройства и план «диверсии», а братья Ахтемовы заложили взрывчатку под газопровод и подорвали его.
Обвинение опиралось на жалобы жителей села Перевальное, которые заявили о резком отключении газа в своих домах и слышали звуки взрыва. Также в качестве доказательства сторона обвинения привела признания братьев Азиза и Асана Ахтемовых в подрыве газопровода — правда, чуть позже выяснилось, что сотрудники ФСБ пытали их электрическим током. Всего, как утверждает Полозов, известно о пытках восьми человек, связанных с этим делом. Силовики заявили, что «не оказывали давления на подсудимых» и что те сами «активно и живо отвечали на вопросы правоохранителей».
Кроме того, секретные свидетели, дававшие показания против подсудимых, путались в версиях. Так, один из них заявил, что был водителем микроавтобуса, на котором, по версии следствия, братья Ахтемовы ездили из Крыма в Херсон на встречи с организаторами диверсии (их имена в суде не называли). При этом «водитель», проработавший, по его собственным словам, восемь лет на этом маршруте, не мог ответить на вопрос адвоката подсудимых, где в Херсоне находятся паспортный стол и «Макдональдс», хотя именно возле них он регулярно «высаживал» пассажиров.
В своем последнем слове Нариман Джелялов говорил:
Уголовное преследование в отношении меня — активиста крымскотатарского национального движения, делегата курултая и первого заместителя председателя меджлиса крымскотатарского народа, имеет целью объявить вне закона, навесить ярлык «терроризма» на всю систему представительных органов крымских татар. И тем самым открыть путь к массовым репрессиям в отношении коренного народа Крыма.
С тем, что в обозримом будущем российские власти могут объявить меджлис уже не «экстремистской», а «террористической организацией», согласен и адвокат Николай Полозов:
Меджлис — это не только несколько десятков человек, избранных в качестве управляющего органа. Это система, включающая и региональные отделения, и городские, и поселковые, — это несколько тысяч человек, которые в случае признания меджлиса «террористической организацией» будут объявлены «террористами». [Полномасштабная] война несколько спутала эти планы, но на работу репрессивного аппарата не повлияла.
По мнению адвоката, дело о запрете меджлиса было сфабриковано с одной целью — усилить давление на крымских татар, которые с самого начала оккупации полуострова не были лояльны Кремлю. Параллельно с этим в Крыму начали массово заводить уголовные дела, связанные с еще одной исламской организацией, в отличие от меджлиса уже объявленной в России «террористической», — «Хизб-ут Тахрир». Десятки крымских татар, которые, по мнению российских властей, были ее активными членами, обвинили в терроризме и приговорили к 19 годам колонии строго режима.
«Террористы» и юристы
Ни оружия, ни взрывчатки
Российский Верховный суд запретил деятельность «Хизб-ут Тахрир» еще в 2003 году, поставив партию в один ряд с «Аль-Каидой» и «Талибаном». Организацию считают террористической не только в России, но и во многих других странах, включая Германию и ряд арабских государств. При этом «Хизб-ут Тахрир» придерживается ненасильственных методов достижения своих целей, неизвестно ни об одном теракте с участием организации не только на территории России, но и в мире.
В Украине «Хизб-ут Тахрир» была и остается легальной, поэтому до 2014 года ее члены свободно проводили в Крыму публичные мероприятия: конференции, семинары и тренинги на религиозно-политическую тематику. Именно поэтому идентифицировать членов движения в республике и установить их связь с организацией довольно просто, рассказывает «Медузе» крымскотатарская правозащитница Афизе Каримова. «Более того, мы [правозащитники] уверены, что многие сотрудники спецслужб, ранее работавшие в органах безопасности Украины, после 2014 года перешли в ФСБ, и материалы СБУ таким образом попали в руки российских спецслужб», — подчеркивает Каримова.
Из 106 жителей Крыма, задержанных по делам о сотрудничестве с «Хизб-ут Тахрир» с 2015 года, 104 человека — крымские татары. Двое других — полностью незрячий русский мусульманин Александр Сизиков и украинец Вадим Сирук, принявший ислам в 2009 году. Ни у одного из обвиняемых не нашли оружия или взрывчатки.
Политику государства в отношении «Хизб-ут Тахрир» поддержало и подконтрольное России ДУМК. Пресс-секретарь организации Зера Эмирусеин назвала исламскую партию «раковой опухолью на теле крымскотатарского народа», а участников движения — теми, кто «уничтожает национальную идентичность, язык и культуру крымских татар»:
Когда в 2014 году начались первые задержания, муфтий [Эмирали Аблаев] обратился к силовикам, чтобы дали мораторий [на преследование членов «Хизб ут-Тахрир»]. Дали два года, за это время [пророссийский] муфтият вел разъяснительную работу с адептами [«Хизб-ут Тахрир»] — [объяснял им] что в РФ партия объявлена террористической и за участие в ней сажают. Кто-то уехал на материк, в Украину, кто-то ушел в подполье, а кто-то продолжил деятельность в открытую. Естественно, начались задержания.
Все крымские дела за участие в деятельности «Хизб-ут Тахрир» правозащитники и адвокаты делят по территориальному признаку: чаще всего в рамках одной операции силовики задерживают жителей определенного региона Крыма, называя их «местной ячейкой террористической организации». Так появились «локальные» группы «Хизб-ут Тахрир» — например, «Белогорская», «Алуштинская», «Севастопольская» и «Красногвардейская». В некоторых регионах Крыма таких групп уже несколько — в 2017–2018 годах за участие в деятельности «Хизб-ут Тахрир» были арестованы восемь участников так называемой «второй Бахчисарайской группы», их приговорили к срокам от 13 до 19 лет. Среди них были учителя, гражданские активисты и предприниматели.
Самая большая группа — «вторая Симферопольская». По этому делу проходит 29 человек. Из них четверо находятся в розыске, а 25 уже осуждены. Из-за большого количества участников дело решили разделить на пять отдельных. В первую пятерку вошли предполагаемые организаторы «террористической деятельности»: активист Ремзи Бекиров, правозащитник Риза Изетов, строители Фарход Базаров и Шабан Умеров, а также сантехник Раим Айвазов, которому вменяли только участие в «Хизб-ут Тахрир». Все пятеро подсудимых отрицали обвинения и называли их политически мотивированными. В суде Раим Айвазов утверждал, что в апреле 2019 года сотрудники ФСБ поймали его при попытке выехать из Крыма и пытали — «имитировали расстрел, то есть угрожали убийством и расправой». Задержавшие Айвазова силовики обвинения в пытках не комментировали.
«Власть имущие, прикрываясь антитеррористическим и антиэкстремистским законодательством, уничтожают любое инакомыслие. Ярким примером этому служат как наше политически мотивированное дело, так и дела сотен других крымских татар, крымских мусульман, которых либо уже осудили, либо они находятся в СИЗО, ожидая приговора», — говорил в последнем слове Ремзи Бекиров 7 марта 2022 года.
Все обвиняемые из этой группы получили от 15 до 19 лет колонии строгого режима с отбыванием первых трех лет в тюрьме. Последний приговор по «делу второй Симферопольской группы» Южный окружной военный суд огласил 11 января 2023 года. Все пятеро фигурантов получили по 13 лет колонии строгого режима. Один из них — 62-летний Сервет Газиев, до приговора перенесший в СИЗО инсульт, нуждается в постоянном медицинском наблюдении, которого в тюрьме не получает. Еще один фигурант этого дела, 60-летний Джемиль Гафаров, имевший инвалидность второй группы, умер в новочеркасском СИЗО 10 февраля 2023 года.
За все время, что российские власти преследуют крымских татар за «участие» в работе «Хизб-ут Тахрир», суд вынес только один оправдательный приговор — юристу Эрнесу Аметову из «второй Бахчисарайской группы» в сентябре 2020 года — он с самого начала заявлял о непричастности к «Хизб-ут Тахрир». Но затем его дело отправили на новое рассмотрение, и в мае 2022-го Аметова вновь задержали — по тому же обвинению. В декабре 2022-го его приговорили к 11 годам лишения свободы.
В 2021 году задержание человека по подозрению в участии в «Хизб-ут Тахрир» впервые закончилось убийством. Симферопольские сотрудники ФСБ ворвались в недостроенный дом гражданина Узбекистана Наби Рахимова. Как потом утверждали правоохранители, он первым открыл стрельбу и вынудил их применить оружие. Адвокат жены Рахимова Сохибы Бурхановой, которую после убийства мужа арестовали за нарушение режима пребывания в России, рассказал «Новой газете», что во время допроса полицейские попытались обвинить в убийстве ее мужа их 15-летнего сына.
Тело Рахимова его семье так и не вернули, а спецназовцы, которые его убили, как заявил на одном из слушаний прокурор, сейчас воюют в Украине. Сохиба Бурханова уже два года находится в депортационном центре в Краснодаре, а ее дети временно живут у знакомых семьи. Пока это единственный известный случай, когда предполагаемый член «Хизб-ут Тахрир» был убит силовиками.
Последние задержания по обвинению в участии в «Хизб-ут Тахрир» в Крыму прошли 24 января 2023 года в Джанкойском районе на севере полуострова. Уже на следующий день шестеро обвиняемых предстали перед Киевским районным судом Симферополя. Всех отправили на два месяца в СИЗО. На митинг в их поддержку у здания суда собрались более тридцати крымских татар — сотрудники Центра «Э» задержали двенадцать человек. Их арестовали на десять суток за «массовое одновременное пребывание граждан в общественных местах, повлекшее нарушение общественного порядка».
«Женские» улицы
Массовые преследования со стороны российских властей, начавшиеся после аннексии Крыма, коснулись и крымскотатарских женщин. В 2018 году юрист общественной организации «КрымSOS» Анастасия Моисеева назвала это «новым трендом в Крыму». Так, в августе 2018-го поэтессу Алие Кенжалиеву обвинили в «реабилитации нацизма» за стихотворение, в котором она осуждает войну в Донбассе. Спустя несколько дней ее отпустили из-за отсутствия состава преступления.
Чаще крымскотатарских женщин обвиняют в «возбуждении ненависти либо вражды». Например, против журналистки и дочери фигуранта ялтинского дела «Хизб-ут Тахрир» Муслима Алиева Гульсум Алиевой в том же 2018-м возбудили уголовное дело за посты в фейсбуке: Алиева освещала судебные слушания против политзаключенных, а затем размещала статьи на странице объединения родственников политзаключенных «Крымская солидарность». В январе 2019 года дело было закрыто, но впоследствии Алиеву еще не раз задерживали по той же 282-й статье.
Но большинство крымскотатарских женщин пострадали от российских репрессий иначе. После арестов мужчин их семьи остаются без отцов, мужей, братьев и сыновей — и чаще всего без средств к существованию. «Так, у Фатмы Исмаиловой в тюрьме сначала оказался муж, а затем брат и отец», — приводит пример правозащитница Афизе Каримова. Она добавляет, что в местах компактного проживания крымских татар появляются целые «женские» улицы.
О том, как изменились их жизни из-за российских репрессий, «Медузе» рассказали три крымские татарки, чьих мужей осудили по делу «Хизб-ут Тахрир». Все имена изменены по просьбе героинь.
Эмине вспоминает, что больше всего арест ее мужа в 2020 году отразился на здоровье его родителей. По словам собеседницы «Медузы», в феврале 2023-го ее свекр уже второй раз лег в больницу — врачи не могут поставить ему точный диагноз. А у свекрови обострился сахарный диабет. По словам Эмине, женщина с трудом переносит дорогу до Ростова, где проходят суды над ее сыном. «Мы очень долго хотели ребенка, бегали по врачам, — продолжает собеседница „Медузы“. — Когда наша мечта наконец сбылась [и я забеременела], к нам в дом ворвались сотрудники ФСБ. Из-за стресса я потеряла малыша. Муж узнал об этом только во время короткого свидания в СИЗО». Сейчас муж Эмине ждет приговора в Ростове-на-Дону.
Мужа другой собеседницы «Медузы», Диляры, суд приговорил к 17 годам колонии строгого режима в 2021 году. С тех пор она вынуждена в одиночку обеспечивать четверых детей — заботиться о младших матери помогают старшие. Свекор Диляры после ареста сына тяжело заболел.
«Когда арестовали супруга, младшей дочери не было и года. До того дня я занималась воспитанием детей и домом, а муж зарабатывал. В остальное время старался по максимуму мне помогать. После ареста привычная картина рухнула: четверо детей на руках, забота о муже в заточении, заработок, пожилые родители [и мои, и мужа], которых нужно поддерживать», — вспоминает Диляра.
По ее словам, поначалу «бесконечный цейтнот» не давал ей отчаяться, но от усталости она иногда даже засыпала за рулем. Прежде семья много вкладывала в образование детей, но после того, как мужа арестовали, пришлось отказаться от большей части кружков. Детям пришлось очень быстро повзрослеть, добавляет собеседница «Медузы».
Жена еще одного заключенного, Фатима, рассказывает, что после ареста мужа по делу «Хизб-ут Тахрир» в 2019 году ее дочь «загорелась желанием» стать адвокатом и поступила в юридический колледж. Сын мужа Фатимы от первого брака после девятого класса не смог поступить в колледж и стал искать работу, чтобы помогать семье, однако найти ее не удалось. Но он увлекся журналистикой и стал ходить на процессы крымских татар, которых судят по тем же статьям, что и его отца. Эти дела он снимает для «Крымской солидарности».
Все три собеседницы «Медузы» говорят, что все время оккупации Крыма и массовых репрессий крымские татары поддерживают друг друга — и особенно женщин, оставшихся в одиночестве с детьми, — морально, материально и юридически. Для заботы о детях «Крымская солидарность» запустила отдельное направление работы — проект «Крымское детство». Его волонтеры помогают детям политзаключенных, которые растут без отцов: их возят на отдых, проводят для них творческие кружки и мастер-классы.
«Медуза» в России теперь не только «иноагент», но еще и «нежелательная» организация. Этот статус гораздо хуже прежнего. Тем не менее мы продолжаем работать. Нас по-прежнему можно читать. Это безопасно. Здесь — все ответы на тревожные вопросы.
Послушные эксперты и зависимые свидетели
Обвинения крымских татар в сотрудничестве с «Хизб ут-Тахрир» построены по одному образцу — и на одинаковой доказательной базе. Цель движения, по мнению ФСБ, — «устранение неисламских правительств и установление исламской власти во всемирном масштабе путем воссоздания „Всемирного исламского Халифата“, в том числе на территории России и СНГ». Поставленной цели, как считает следствие, организация планирует добиваться «путем воинствующей исламистской пропаганды, сочетаемой с нетерпимостью к другим религиям, активной вербовкой сторонников, целенаправленной работой по внесению раскола в общество».
При этом о террористической деятельности «Хизб ут-Тахрир» в материалах обвинения речи не идет — потому что каждая ячейка якобы только готовилась к тому, чтобы совершить теракт, и занималась «скрытым „даваатом“». Под этим силовики подразумевают «последовательное приискание, склонение и вербовку новых членов террористической организации, вступление с ними в сговор, их тайное объединение и подготовку к осуществлению антиконституционной деятельности в Российской Федерации».
«Вторым этапом», по мнению ФСБ, должен быть «открытый „даваат“», то есть «подстрекательство мусульман к совершению экстремистских действий», а третьим — «захват власти в РФ и принудительное объединение страны с новым государством под названием „Халифат“». Именно «третий этап» по закону позволяет добавить к обвинению в «террористической деятельности» еще одно — «попытку насильственного захвата власти».
«Одно из главных доказательств обвинения — это [материалы] прослушки, которые ФСБ записывает с помощью [тайно] установленной в домах и мечетях аппаратуры или внедренных агентов, — объясняет „Медузе“ один из адвокатов, представляющих в суде интересы фигурантов дел „Хизб-ут Тахрир“. — Люди общаются на религиозные, политические или бытовые темы — о семье, государстве, боге. В них [этих разговорах] нет ни слова о террористической деятельности или планах по захвату власти».
Материалы прослушки прокуроры передают одним и тем же постоянным экспертам, которые проводят «лингвистический анализ» записей. Во всех случаях экспертиза «подтверждала» принадлежность обвиняемых к «Хизб-ут Тахрир». По мнению лингвистов, приглашенных стороной обвинения, даже такие крымскотатарские слова, как «мушриф» («руководитель, начальник») и «амир» («принц, князь»), указывают на то, что обвиняемый имеет прямое отношение к «Хизб ут-Тахрир» и пытался вовлечь других людей в деятельность организации.
Независимые эксперты, к которым обращаются адвокаты, обычно опровергают эти выводы. Например, во время процесса над так называемой «второй Бахчисарайской группой» лингвист Елена Новожилова, выступавшая со стороны защиты, раскритиковала результаты экспертизы обвинения. Изучив записи с прослушивающего устройства, которое было установлено в одной из бахчисарайских мечетей, сотрудничающие с силовиками лингвисты подтвердили, что подсудимые имели прямое отношение к «Хизб ут-Тахрир». Свой вывод «эксперты» объяснили тем, что участники разговора обсуждали политику, а это «является обязанностью члена „Хизб ут-Тахрир“».
По мнению Новожиловой, представленному в заключении, лингвисты обвинения вышли за пределы своей компетенции и в целом не понимают религиозный дискурс. Она также обвинила их в подмене эмпирических данных и противоречиях в выводах. Но суд проигнорировал ее заключение и вынес обвинительный приговор.
Помимо экспертов-лингвистов, у обвинительной стороны есть и другие помощники — секретные свидетели. Причем некоторых из них после окончания одного уголовного дела привлекают и к другим. Они не присутствуют на заседаниях лично — якобы опасаясь, что подсудимые впоследствии будут их преследовать, — прокуроры включают аудиозаписи их показаний. Крымский адвокат, который согласился поговорить с «Медузой» анонимно, называет эту практику фарсом: следствие находит «свидетелей», готовых заявить на процессе все, и хотя как-либо проверить эти показания невозможно, суд охотно их принимает:
На заседаниях они [подставные свидетели] твердят одно и то же. Говорят, что знают наших подзащитных как членов «Хизб-ут Тахрир», что боятся мести с их стороны за дачу показаний и поэтому говорят в суде под псевдонимом, а суд отказывается раскрывать их имена стороне защиты.
Несколько раз адвокатам удавалось вычислить скрытых «свидетелей». Например, в 2020 году во время одного из судов по делу второй Бахчисарайской группы сторона защиты опознала (каким образом, не уточнялось) в свидетеле обвинения, выступавшем в суде под псевдонимом «Керимов», уроженца Латвии Константина Тумаревича, который переехал в Бахчисарай и принял ислам. Подсудимые на процессе утверждали, что у Тумаревича «проблемы с законом» (какие именно — не уточнялось), и что «многие жители города постоянно видели его в компании сотрудников правоохранительных органов».
Все те годы, что российские власти преследуют членов «Хизб-ут Тахрир» в Крыму, правозащитный центр «Мемориал» признает их политзаключенными. «Такие [уголовные] дела — это механизм по-настоящему массовых репрессий. Есть человек, и есть его принадлежность к „хизбам“ — все, уголовное дело по „террористической“ статье [205 УК РФ] готово. Их можно печь как горячие пирожки и получать звездочки на погоны», — объяснил «Медузе» председатель правления «Мемориала» Александр Черкасов.
Борьба с крымской солидарностью
В апреле 2016 года адвокаты, защищающие крымских татар, организовали встречу правозащитников, активистов, журналистов и родственников политзаключенных. Так появилась «Крымская солидарность» — объединение, которое поддерживает семьи политзаключенных, документирует судебные процессы и оказывает юридическую помощь обвиняемым по политическим делам в Крыму. О работе проекта «Медузе» рассказала его участница, правозащитница Афизе Каримова:
[С самого начала массовых репрессий] люди стали рассказывать в соцсетях, как они видят происходящие в Крыму события и процессы, и со временем объединились в более четкие и активные группы — журналистов, правозащитников, адвокатов. [Объединившись в «Крымскую солидарность»] каждая из этих групп сегодня защищает людей, которые подверглись репрессиям. «Крымская солидарность» превратилась из национального объединения в полноценное правозащитное движение. Сейчас, если где-то происходят аресты или обыски, активисты стараются сразу же выезжать на место — причем неважно, принадлежит ли человек к крымскотатарскому народу.
Как и их подзащитные, участники «Крымской солидарности» неоднократно подвергались давлению со стороны местных правоохранителей. Силовики не раз срывали мероприятия правозащитников. Например, в январе 2018 года около 60 правоохранителей пришли на встречу объединения в Судаке: им якобы сообщили о подозрительных людях с оружием. Помещение обследовали с собаками, оружие не нашли, но паспортные данные всех присутствующих записали.
Еще один способ давления силовиков на юристов — документ, который называется «предупреждение». В нем адресата обвиняют в организации «акций экстремистского характера, направленных против властей РФ». Под «акциями» подразумеваются, например, собрания «Крымской солидарности». По закону, такой «документ» ни к чему не обязывает — ни к явке в полицию, ни к штрафу. Среди получивших «предупреждения» — адвокаты Эдем Семедляев, Лиля Гемеджи и Эмиль Курбединов.
Однако были случаи, когда юристы и правозащитники все же оказывались в тюрьме. Так, в ноябре 2017 года Эмиль Курбединов был арестован в Симферополе на десять суток за «пропаганду экстремистских материалов» из-за опубликованного в 2013 году поста во «ВКонтакте» с символикой «Хизб-ут Тахрир». Год спустя его снова арестовали — на этот раз на пять суток, но по той же статье и за тот же пост.
Осенью 2021 года адвоката Эдема Семедляева арестовали на 12 суток и оштрафовали на четыре тысячи рублей за отказ раздеться в отделе полиции Симферополя, где он оказывал юридическую помощь задержанным на митинге у здания суда в поддержку Наримана Джеляла. Тогда же на восемь суток были арестованы защищавшие его адвокаты Назим Шейхмамбетов, Эмине Авамилева и Айдер Азаматов — за интервью, которое они дали журналистам на выходе из здания Центрального районного суда Симферополя. Обвинение увидело в разговоре адвокатов со СМИ «организацию массового собрания граждан». Весной 2022 года суд снова заинтересовался Эдемом Семедляевым — и оштрафовал адвоката на 75 тысяч рублей по статье о «дискредитации вооруженных сил РФ» за репост в фейсбуке.
Именно активная публичная деятельность юристов сделала их мишенями для силовиков, уверена правозащитница Афизе Каримова. По ее словам, особое раздражение у правоохранителей вызывали случаи, когда адвокатам удавалось выяснить имена силовиков, причастных к пыткам задержанных. Так, в 2018 году адвокаты установили личность сотрудника ФСБ, причастного к пыткам крымчанина Рената Параламова. Им оказался Андрей Сушко, до аннексии Крыма работавший в СБУ. После этого против него возбудили уголовное дело — в Украине, но не в России.
В 2022 году крымскотатарские адвокаты Лиля Гемеджи, Рустем Кямилев и Назим Шейхмамбетов решили перевестись в крымскую адвокатскую палату из чеченской, где все трое получали лицензии (в кавказской республике мусульманам это сделать проще, чем в Крыму). В этот момент они узнали, что Палата адвокатов Чечни лишила их статуса и теперь они не могут представлять интересы крымчан в суде.
Источник, знакомый с ситуацией, заявил «Медузе», что Гемеджи, Кямилев и Шейхмамбетов связали потерю статуса со своей правозащитной деятельностью и назвали это очередным способом давления со стороны государства. При этом они продолжают давать юридические консультации и планируют обжаловать решение чеченской палаты через суд и Федеральную палату адвокатов.
Мобилизация
Массовый призыв
Сейдамет Мустафаев — 49-летний преподаватель психологии и крымскотатарский активист из Симферополя. Еще в 2014 году он потерял работу университетского преподавателя из-за своей проукраинской позиции, но все же остался в Крыму. Мустафаев рассказывает «Медузе», что на протяжении всех лет российской оккупации он получал угрозы — «не только уголовного преследования, но и физической расправы». «В основном [угрозы поступали] от ботов в соцсетях. Но была ситуация, когда ко мне подъехали какие-то люди. Открылось окно [автомобиля], из него выглянул черт и пообещал, что [меня] „завалят“, если не заткнусь», — вспоминает крымчанин.
Оставшись без работы в университете, Мустафаев занялся частной психологической практикой и активно вел страницу в фейсбуке — по его словам, он старался окружать себя единомышленниками, которые тоже были недовольны аннексией. Уезжать из Крыма Мустафаев не хотел: он, как и многие другие крымские татары, вернулся на свою землю из Узбекистана, куда в 1944 году были депортированы его предки.
Но события 2022 года вынудили собеседника «Медузы» покинуть Крым. Летом ему и его 21-летнему племяннику первый раз пришли повестки в военкомат на медкомиссию — они проигнорировали их и остались в Симферополе. Но когда 21 сентября Владимир Путин объявил в России мобилизацию — официально «частичную», но на самом деле массовую, — Мустафаев вместе с племянником бежали из Крыма и через Казахстан и Узбекистан добрались до Германии.
«Когда узнал, что могу отправиться пушечным мясом на войну с родной для меня страной, не стал дожидаться [новой] повестки. Еще и племянника вытащил. Его бы точно забрали, он по всем параметрам подходил», — рассказывает «Медузе» Мустафаев.
Крымчанин подчеркивает, что во время мобилизации повестки получили практически все его знакомые — крымские татары. «Пытались забирать даже 60-летних, но у адвокатов получилось их отстоять. Отцам друзей повестки приходили», — уточняет Мустафаев и добавляет, что большинство его знакомых успели «вовремя уехать». Спустя несколько дней после начала мобилизации выбраться из Крыма стало практически невозможно из-за полицейских проверок на дорогах.
Российские власти не раскрывают точные данные о количестве мобилизованных в Крыму, но местные правозащитники в разговоре с «Медузой» утверждают, что крымским татарам было выдано непропорционально больше повесток, чем славянскому населению Крыма. Пророссийские власти Крыма, впрочем, поспешили опровергнуть эту информацию и назвать ее «украинским вбросом». 24 сентября крымский военком Евгений Кутузов заявил следующее:
Вся информация касательно призыва в Крыму граждан только одной национальности ложная и вбрасывается Украиной. Призыв в рамках частичной мобилизации проходит согласно военно-учетным специальностям, которые требуются в войсках. Национальный состав призывников, получивших повестки, в пропорции примерно такой же, как и состав населения полуострова.
Через два дня после этого заявления губернатор Севастополя Михаил Развозжаев сообщил, что в Крыму и Севастополе из запаса призвали две тысячи человек, которые служили в армии «еще при Украине».
Однако, по подсчетам правозащитников «КрымSOS», около 90% повесток в Крыму пришли именно крымским татарам. Сколько из них отправились на фронт — неизвестно. Других конкретных данных по количеству выданных крымским татарам повесток в распоряжении «Медузы» нет. Российские власти не комментировали мобилизацию среди крымскотатарского населения республики.
О том, что мобилизация среди крымскотатарского населения массовая, говорит и представитель президента Украины в Крыму Тамила Ташева. По ее данным, в местах компактного проживания татар в разных частях полуострова — нескольких микрорайонах Бахчисарая, селе Строгановка, селах Дубровской долины, массиве Сары-Су, городе Саки и поселке Зуя — выданы «сотни» повесток. «Для и без того немногочисленного крымскотатарского народа такие шаги оккупантов могут стать роковыми. Чтобы избежать мобилизации, люди скрываются или уезжают из Крыма в другие страны», — рассказывает Ташева.
Ее слова подтверждает крымскотатарский правозащитник, говоривший с «Медузой» анонимно. В первые дни мобилизации он был на призывном пункте в Белогорске — городе в 43 километрах к востоку от Симферополя. По его словам, из 300 человек, которым вручили повестки, на пункт явились около 220. Более половины пришедших — крымские татары. В поселке Зуя, как утверждает собеседник «Медузы», выдали более ста повесток, из них 90 — крымским татарам.
Еще одна крымскотатарская активистка, согласившаяся говорить с «Медузой» на условиях анонимности, утверждает, что в первые дни мобилизации в военкоматы в том числе вызывали мужчин пятидесяти лет и старше, среди них были и многодетные отцы, и люди с тяжелыми заболеваниями. Об этом же «Медузе» рассказала крымский адвокат, попросившая не называть ее имени. По ее словам, первые два дня после объявления мобилизации она консультировала крымчан круглосуточно:
Повестки вручали абсолютно беспорядочно — мужчинам с серьезными заболеваниями, многодетным отцам, ограниченно годным и тем, у кого нет офицерских званий. Большинство из тех, кого мы с коллегами консультировали, остались дома, даже получив повестку. Естественно, многие тут же уехали из Крыма.
«Снаряды не выбирают людей»
По словам правозащитницы Афизе Каримовой, крымские татары считают мобилизацию новым этапом притеснения со стороны государства. Адвокат Николай Полозов называет ее военным преступлением, нарушающим положения статьи 51 IV Женевской конвенции о защите гражданского населения во время войны. Согласно этой статье, оккупирующее государство не может во время войны использовать в военных целях население занятых им территорий.
Это говорит о системных действиях российской власти — и о геноциде крымских татар, которые девять лет не принимают оккупацию и остаются лояльными Украине. Подобную тенденцию можно наблюдать и в других субъектах РФ — на Дальнем Востоке и на юге Сибири, где мобилизуют преимущественно национальные меньшинства.
С этим согласна и Тамила Ташева: «Мобилизация — это очередное преступление против коренного крымскотатарского народа, представителей которого ранее преследовали за проукраинскую позицию, а теперь пытаются отправить на войну против их же страны». О том, сколько крымских татар погибло на фронте, пока ничего не известно ни юристам, ни активистам.
Мобилизация в Крыму практически остановилась к середине октября, и многие крымчане возвращаются домой — по словам Тамилы Ташевой, даже те, кто выехал в дружественную крымским татарам Турцию. При этом представитель президента Украины в Крыму отмечает, что покинувших аннексированную республику с 2014 года не так много — по данным ее ведомства, речь идет о «нескольких тысячах человек».
«Во время объявленной Россией мобилизации число уехавших из Крыма увеличилось, но ненадолго. Уверена, как только опасность попасть в армию оккупантов пройдет, люди вернутся. Крымские татары всегда возвращаются домой — у нас нет другой родины, кроме Крыма», — объясняет Ташева.
Активист Сейдамет Мустафаев говорит «Медузе», что вернется в Крым, только когда Украина освободит полуостров — а это событие стало казаться многим вполне возможным, после того как осенью ВСУ вернули под свой контроль занятые российскими войсками территории соседней Херсонской области.
Даже оккупационные власти стали готовиться к тому, что на полуострове могут начаться боевые действия, и начали проводить проверки подвалов и бомбоубежищ. По данным Тамилы Ташевой, в Крыму даже заморозили строительство социальных объектов из-за нехватки бетона и цемента, которые, как утверждает представитель президента Украины, идут на укрепление фортификационных заграждений и других военных объектов.
То, что в Крыму могут начаться столкновения между российской и украинской армией, вызывает тревогу у крымчан. Правозащитница Афизе Каримова в разговоре с «Медузой» подчеркивает, что, даже желая возвращения Крыма в состав Украины, «нельзя воспринимать войну ни с вдохновением, ни с энтузиазмом». «Боевые действия на территории полуострова будут означать большие человеческие потери. Снаряды не выбирают людей на основании политических и гражданских взглядов, не исходят из того, как кто воспринимал аннексию Крыма», — говорит Каримова.
Однако, по ее мнению, только после освобождения Крыма могут начаться реальные перемены — как для крымскотатарского народа, так и для других жителей Крыма, «которые являются гражданами Украины и регулярно подвергаются давлению со стороны российских властей».
Если представить, что приблизительно в таком же режиме [репрессий] пройдут еще несколько лет, то самая активная часть крымскотатарского народа будет уничтожена. Люди понимают, что ситуацию коренным образом может изменить только политическая перемена на полуострове. И несмотря на угрозы и риски, которые принесет с собой война, люди ждут этих перемен.
Глеб Голод