«Сентиментальная ценность» Йоакима Триера — хит Канн и самый уютный фильм года, несмотря на мрачный сюжет Стеллан Скарсгард играет отличного режиссера, но ужасного отца
Во Франции выходит в прокат «Сентиментальная ценность» Йоакима Триера — картина, получившая Гран-при Каннского фестиваля. В других странах фильм выпустят позже: например, в России он выйдет 23 октября. «Сентиментальная ценность» полностью оправдывает свое название: хотя речь в ней идет о семейных и исторических травмах, это утешительная, терапевтичная история. В центре сюжета — пожилой режиссер, живой классик кино Густав Борг, и его взрослые дочери; Борг мечтает снять их в новой картине, даже не пытаясь для начала наладить с ними человеческий контакт. В главной роли — Стеллан Скарсгард, звезда фильмов другого Триера, Ларса. Это неслучайный выбор: в «Сентиментальной ценности» норвежец Йоаким Триер выясняет отношения с предыдущими поколениями скандинавских кинематографистов. Антон Долин рассказывает, что может сообщить эта картина о траектории современного кино.
Нора Борг не способна выйти из гримерки. Уже дан третий звонок, зал Национального театра заполнен расфуфыренной премьерной публикой. И вот свет гаснет, луч прожектора падает на сцену, играет музыка… А Нора бежит. Ничто не заставит ее оказаться там, где она должна быть, — на авансцене.
С этой неловкой, смешной, драматичной, виртуозно поставленной и сыгранной сцены стартует один из самых обсуждаемых фильмов года — «Сентиментальная ценность». Он получил Гран-при Канн, причем многие были недовольны, ведь прогнозировалась «Золотая пальмовая ветвь». Эта картина окончательно утверждает 51-летнего Йоакима Триера в позиции наиболее модного и знаменитого режиссера Норвегии, а его музу, звезду их общего «Худшего человека на свете» 37-летнюю Ренате Реинсве — в статусе главной скандинавской актрисы своего поколения.
Историю новейшего европейского кино можно писать от Триера до Триера. Четверть века назад в Каннах со скандалом прогремела «Танцующая в темноте» датчанина Ларса фон Триера — сейчас там же горячо обсуждают «Сентиментальную ценность» его настолько далекого, что связь не проследить, родственника из Осло Йоакима Триера. В 2006-м, пережив провал своего лучшего фильма «Догвилль» и тяжелый кризис среднего возраста, Ларс отметил 50-летие и объявил, что больше не будет ездить на фестивали (обманул!). В том же году взошла звезда Йоакима, в Карловых Варах прогремел его изобретательный дебют «Реприза».
Сегодня Ларс с переменным успехом сражается с болезнью Паркинсона, в обстановке строгой секретности готовясь к новому — говорят, прощальному — фильму. Нынешние молодые зрители не всегда реагируют на его имя; связанные с ним радикализм и провокативность стали считаться токсичными. Зато Йоаким с его горько-сладкими сценариями и тщательными попытками уловить дух времени прочно вошел в число всеобщих любимцев.
«Сентиментальная ценность» — очень хорошая картина. Великолепно выверенная интонация сочетает драматизм с типично скандинавским юмором, приправленным холодным сарказмом. Актеры — как знаменитые, так и новички — не допускают фальшивых интонаций. Традиция умело переплетена с актуальными приемами, а разворачивающаяся на глазах зрителей история — со стилизованными флешбэками, озвученными закадровым голосом. Но главное, затрагивая чернейшие стороны бытия, от наследия Второй мировой до суицида, «Сентиментальная ценность» ухитряется оставаться эскапистским, утешительным и уютным, как сестринское объятие, «хюгге-фильмом». Чем сполна оправдывает свое название.
В центре фильма — необычный треугольник: стареющий отец и две взрослых дочери. Густав Борг (Стеллан Скарсгард, некоронованный король скандинавского кино в одной из лучших своих ролей) — известный режиссер. Уже пятнадцать лет он не снимал игровых фильмов, много лет назад развелся с женой, психотерапевткой по профессии, и не участвовал в воспитании дочек, уехав из Осло в родную для него Швецию. Впервые встретившись с ними после долгой разлуки на поминках по бывшей, он и не думает утешать выросших детей. Густав планирует вернуться в большое кино, поставив фильм по своему лучшему, как считает он сам, сценарию. Режиссер убежден: молодую женщину, кончающую с собой, должна сыграть его старшая дочь Нора (Реинсве). Тем более что та — профессиональная театральная актриса, известная всей стране благодаря популярному сериалу. Это поможет собрать бюджет на съемки.
Вторая дочь, Агнес (Инга Ибсдоттер Лиллеас в своей первой и прорывной роли), еще девочкой была занята в самом знаменитом фильме Борга, но с тех пор порвала с кино и стала профессиональным историком. Нора одинока и никак не может выстроить функциональные отношения, Агнес вполне счастлива с мужем-оболтусом, у них чудесный сын Эрик. Внезапно объявившийся и тут же завоевавший симпатию мальчика дедушка лелеет план и на него — роль сына главной героини. Ведь написанный им сценарий в немалой степени автобиографичен: мать Густава повесилась, когда ему было семь лет. Случилось это в том самом доме, где они встретились на поминках.
По сути, все изложенное — прелюдия для драмы. Завязкой служит отказ Норы, которая не хочет даже читать сценарий. Оскорбленный в лучших чувствах отец уезжает во Францию, где на фестивале в Довиле проходит ретроспектива его старых картин. Там он случайно встречается с голливудской знаменитостью, красивой и знаменитой Рейчел Кэмп (Эль Фаннинг, не раз присягавшая независимому кино). Она очарована знакомством с живым классиком, он в восторге от перспективы заполучить на главную роль вместо капризной дочки международную звезду. Стоит ударить по рукам, и в проект вписывается Netflix. Так образуется второй треугольник — творческий. Рейчел комично и трогательно старается занять нишу, приготовленную для другой, Нора проходит долгий путь до дня, когда наберется моральных сил хотя бы пролистать сценарий отца.
Меняя жанровые и интонационные регистры, разделяя повествование подчеркнуто резкими монтажными стыками и продолжительными паузами, Триер мастерски поддерживает равновесие между двумя параллельными, хоть и неразделимыми конфликтами — семейным и творческим. Наблюдать за процессом увлекательно, и почти не замечаешь, насколько банально большинство находок и выводов. О чем фильм-то? Детям, даже выросшим, все равно нужны родители, какими бы несовершенными те ни были. А из круговерти компромиссов и непрошеных сюрпризов, если ты решился выпустить на экран или сцену что-то по-настоящему личное, неминуемо родится произведение искусства. Но Триер и не ищет оригинальности. Скромное обаяние его авторской манеры — в узнаваемости, наборе подтвержденных очевидностей, позволяющих дезориентированному зрителю угадать в увиденном собственные проблемы и невзгоды.
Самое любопытное в «Сентиментальной ценности» — поколенческий вопрос. И речь не только о взаимных претензиях Густава с одной стороны, Норы и Агнес — с другой. Эта картина — констатация нынешнего состояния кинематографа. Взять хоть центральную метафору, вроде бы олицетворяющую семью Боргов: фамильный дом, которому посвящала свое школьное сочинение Нора, где повесилась ее бабушка и ругались, пока не развелись, родители. Здание с глубокой трещиной по стенам, которому суждено стать декорацией новой картины, — еще и дом кинематографа, куда вместо именитых старожилов заселяются хипстеры-наследники.
Невидимые участники драмы — деды и бабушки. Мать Густава покончила с собой через пятнадцать лет после завершения войны. Она была в Сопротивлении, ее арестовали гестаповцы и держали в заключении два года, подвергая пыткам (Агнес выясняет подробности леденящей истории, копаясь в архивах). Что может сделать с этим эпическим страданием и экзистенциальным переживанием следующее поколение, рожденное после освобождения Европы от нацизма? Максимум — переработать его в искусство, что и сделал Густав. Судя по всему, эксплуатация этой темы и принесла ему славу.
Для Триера отношения с «дедами» — еще и диалог с праотцом всех скандинавских режиссеров Ингмаром Бергманом. Его пародирует Скарсгард, в ходе рекламного тура «Сентиментальной ценности» обозвавший гения нацистом: у него как шведа к великому соотечественнику особый счет. Открывающая сцена — очевидный парафраз «Персоны» Бергмана (Триер включил ее в десятку своих любимых фильмов), из которой чуть позже приведена совсем очевидная цитата: лица Густава, Норы и Агнес мелькают на экране, как будто сливаясь в одну «персону», как это происходило с лицами Лив Ульман и Биби Андерссон у Бергмана.
Принципиальная разница в том, что Бергман использовал театр и актерскую профессию как предлог для разговора о фундаментальных свойствах человеческой природы, тогда как Триер, наоборот, смягчает тему семейных травм, пропуская ее через фильтр игры на сцене или перед камерой. Как будто все эти страдания — немного понарошку.
Поколение «отцов», к которому «Сентиментальная ценность» обращается напрямую, заставляет вернуться к Ларсу фон Триеру. Не случайно Йоаким пригласил на ключевую роль Скарсгарда, друга и постоянного соратника своего датского родича, сыгравшего у того в семи фильмах. От «Рассекая волны» до «Нимфоманки» Триер-старший без пощады и страха препарировал сознание современного человека, резал по живому постмодернистским скальпелем, обнаруживая больные места. Похожим образом действует Густав Борг, явившийся на похороны с очевидно корыстной целью и начисто чуждый эмпатии.
Метод Триера-младшего противоположен: не препарировать, а исцелять. Его цель — преодолеть амбиции и чванство родителей, зацикленных на создании великого искусства. Не претендовать на глубину мысли и вспомнить о чувствах. Сделать так, чтобы сыгранные отличной актрисой слезы заставили прослезиться публику. Заявить о ценности сантиментов. Очевидно, потребность в этом сегодня особенно высока.
Антон Долин