Сериал «Государь» о Петре I — это семь часов такой циничной пропаганды, что мы вам точно не советуем его смотреть Вместо этого почитайте наш большой и подробный разбор этой телеэпопеи от Константина Эрнста и «духовника Путина» Тихона
На Okko и в онлайн-кинотеатре Первого канала вышли все эпизоды «Государя» — сериала о Петре I, спродюсированного Константином Эрнстом и Институтом развития интернета и написанного под присмотром митрополита Тихона. Это уже третья экранизация романа Алексея Толстого «Петр Первый», целью которого было приучить советский народ к идее о великом и авторитарном государе (другими словами, заставить людей принять факт абсолютной власти Сталина). Новый сериал тоже получился тесно переплетенным с современностью: намеки создателей картины на сходство императора с Владимиром Путиным, а придворных интриганов — с олигархами 1990-х считываются без труда. По просьбе «Медузы» журналист Георгий Биргер посмотрел «Государя» и объясняет, как сериал рассказывает удобную для нынешней власти историю и в чем опирается на давнюю традицию советской пропаганды.
Москва, 1682 год. Умирающий царь Федор III Алексеевич назначает наследником престола младшего брата Петра, а не болезненного старшего Ивана. Родня Ивана по матери, Милославские, напрягаются и подстрекают стрельцов, те бунтуют против родни Петра, Нарышкиных. Успевают даже нескольких перебить, но тут малолетний Петр с криком «Я здесь царь!» кусает одного из стрельцов за руку — и это так впечатляет бунтующих, что они немедленно соглашаются на двоецарствие Ивана с Петром и старшей сестрой Софьей (из клана Милославских) в качестве регента на время, пока царевичи слишком юны.
Проходит шесть лет. Вместе со своим потешным полком 16-летний Петр (Константин Плотников, сыгравший Горшка в сериале про группу «Король и Шут») разыгрывает штурм крепости в Преображенском. За спиной палит пушка — и попадает Петру в бок. Ерунда, снаряд же тоже потешный, куда больше юного царя расстраивает то, что артиллеристы пожалели пороха и не добили до крепости. «Почти все, что есть, выскребли», — отвечает командующий. «Дурак!» — почти нежно отчитывает его Петр. Царь знает, что дело не в командующем, а в сестре Софье, пожалевшей денег на порох. А значит, пора возвращаться в Москву и начинать править лично, чтобы сделать Россию великой.
Уже по такому зачину понятно, что отношение к истории у нового сериала «Государь», вышедшего на онлайн-площадке Первого канала и на сервисе Okko, своеобразное. То, что любое современное историческое произведение столько же про настоящее, сколько про прошлое, в целом давно известно, но «Государь» тут все равно отличается. Сериал не только призывает посмотреть на историю сегодняшним взглядом и найти там занимательные аналогии, но и подстраивает ее под свое видение нашего времени.
Так, никаких свидетельств того, что Федор Алексеевич лично передавал власть Петру, конечно, нет. Стрелецкие бунты вообще могли бы стать темой для отдельного сериала о старой кремлевской традиции битвы башен, но эта тема, сколь бы ни любима была современными политологами, в «Государе» табуирована. Вероятно, потому что вопрос легитимности для сегодняшней власти сакрален — не дай бог изобразить царя пришедшим на трон в результате де-факто дворцового переворота.
Иными словами, перед нами пропаганда. Петр — это никакой не Петр, а Владимир Владимирович Путин. Милославские — олигархат, который Петр-Путин героически победил. Только Европа остается Европой — коварной и недружественной. Завершись сериал чуть позже, уже после анонсированного на днях выхода России из Европейской конвенции против пыток, то, может быть, командовавший артиллеристами не получил бы от Петра скромного «дурака», а был бы колесован или посажен на кол. И это было бы более свойственно хорошо известному своей шокирующей кровожадностью будущему императору.
Другой момент, который стоит оговорить сразу: «Государь» максимально неинтересен как сериал, развлечение. Читать о нем занимательнее, чем его смотреть. В нем любопытны не персонажи и их арки, а то, как создатели лавируют между сотнями ловушек исторических аналогий и подстраивают неудобную историю на удобный для себя лад.
Во многом сериал наследует «Союзу спасения» — другому громкому проекту директора Первого канала и продюсера Константина Эрнста, повествовавшему о декабристах. Разделяют два творения, помимо генерального продюсера, еще и одного из главных героев — рассказчика, воплощенного в закадровом голосе и титрах. Как и «Союз», «Государь» галопом скачет по годам и событиям и каждую минуту представляет какого-нибудь персонажа, которого мы больше никогда не увидим. Только титры успевают сообщить, кто это, а закадровый голос — привести ко всем правильным выводам.
В то же время у «Государя» заметно скромнее бюджет, и вместо киношной картинки и впечатляющих батальных сцен тут набор условностей, призывающий зрителя додумать самому: где за дюжиной хмурых стрельцов целые толпы, а где один показанный в рапиде с трех ракурсов взрыв символизирует целое большое сражение. Впечатляет разве что самоуверенность, с которой это снято: будто бы зрителя точно должен поразить исторический масштаб, в то время как лучшим применением для батальных сцен сериала было бы утроить скорость и наложить музыку из «Деревни дураков», чтобы получить чистое золото комедийного жанра.
«Государь» постоянно пытается нащупать какую-то жизнь в своем стремлении правильно рассказать правильную историю, и его заносит то в мелодраму с личной жизнью Петра, то в приключенческий роман плаща и шпаги о юном царе и его лучших друзьях — Александре Меншикове (Евгений Ткачук в фирменном амплуа простого парня с народной мудростью) и Франце Лефорте (Сергей Годин с издевательским немецким акцентом). Третьим, по идее, должен был быть генерал Патрик Гордон (Юрий Беляев), но ему какой-то особый характер придумать уже поленились. Попытка изобразить трио эдакими мушкетерами или гардемаринами настолько отчаянна, что в сцене, где стрельцы покушаются на Петра в 1689 году, государь с товарищами спиной к спине отбиваются от нападавших невесть откуда взявшимися шпагами.
Сам Петр здесь — личность трагичная. Это в первую очередь проявляется тем, что Константин Плотников, будто лишь наполовину вышедший из роли Горшка, непрерывно пучит глаза и изображает невероятную обеспокоенность. Он, как раб на галерах (в один момент даже буквально), трудится во имя великой России и только для нее. И любит маму. Но Россию больше — он всем ради нее жертвует.
Александр, или, как его всегда называет Петр, Алексашка Меншиков, — простой человек из народа, в нужный момент оказавшийся рядом с царем и никогда больше его сторону не покидавший. Алексашка при Петре — как Лавров при Путине: за словом в карман не лезет, своих народных манер не стесняется. В нужный момент показывает «западным партнерам» шиш. Плутовство реального исторического Меншикова у Алексашки по большей части в замашках, а склонность к казнокрадству пусть не проигнорирована, но существенно занижена, чтобы ни в коем случае не вышло, что ближайший соратник Петра — жулик и вор. Даже известную фразу, произнесенную Петром после смерти Лефорта и Гордона, «Осталась у меня одна рука, вороватая, да верная», в сериале сократили, убрав слово «вороватая».
Все попытки оживить чисто функциональную историю остаются тщетными. Кое-как работает разве что «броманс» Петра и Алексашки, унаследованный от одного из главных источников экранизации, романа «Петр Первый» Алексея Толстого (о нем скажем чуть позже). Как в «Союзе спасения» в итоге единственное, что получилось действительно удачно, — образы статных и вечно братающихся красивых офицеров в красивой форме, что стало катализатором не совсем соответствующих традиционным ценностям фанфиков о декабристах, так и здесь юного зрителя разве что только этим и удается зацепить. В конце концов, слухи о сексуальной связи Петра и Меншикова ходили еще при жизни императора и несколько человек даже были арестованы за их распространение.
В остальном же «Государь» чахнет от беспрецедентного уровня пропаганды. Немезис Петра, шведский король Карл XII, показан аморальным человеком с вьющейся вокруг него любовницей Аталией. В этой паре даже есть какая-то нетипичная для сериала химия (опять же благодаря источнику — роману Толстого), но создатели всячески стараются ее погасить, потому что ничего подобного у Петра ни с одной из пассий даже близко не наблюдается. По версии «Государя», Марта Крузе не ходит в любовницах Петра несколько лет, а будто сразу же принимает православие, становится Екатериной и венчается с императором.
Но на фоне остальных эти «правки» можно назвать лишь косметическими. Куда больше пропаганда врывается в рассказ и душит все живое, когда дело доходит до отношений Петра с Европой и европейцами. Если они замышляют союз с Россией для преследования своих целей — это коварство, если Россия строит с ними альянсы по той же причине — это тактический гений царя. Порой создается впечатление, будто тут несколько рассказчиков: один пытается хоть как-то вытянуть изящность и красоту, другой отрабатывает госзаказ.
Разгадка в том, что так оно и есть, и ценящий художественную тонкость продюсер Эрнст тут работает не один. «Государь» — это продукт исторический сразу в нескольких смыслах, потому что это первая кооперация Эрнста не только с Институтом развития интернета (любимым детищем Сергея Кириенко, сидящим там в наблюдательном совете вместе с Маргаритой Симоньян), но и с одиозным митрополитом Тихоном, Георгием Шевкуновым. Имя Шевкунова почему-то спрятано в самом конце титров и почти не используется в промо сериала, хотя он указан как «автор концепции и ответственный редактор». Впрочем, совсем скрывать его участие создатели не пытаются, и митрополит дал короткий комментарий в сюжете Первого канала о премьере сериала: «Ответственность для России эпохальная. Или страна становится сателлитом, а может даже, и колонией европейских стран, или она будет свободна, самостоятельна, суверенна».
По этому комментарию сложно сказать, речь о России петровской или путинской, но в этом — типичный подход Шевкунова. Еще в 2008 году он отметился документальным фильмом «Гибель империи. Византийский урок» с феноменальным пренебрежением к фактам ради того, чтобы подогнать историю падения Византии под простой нарратив: империю развалил коварный Запад, в частности потому, что навязал ей демократию. Фильм вышел еще до оглашения идеи тандема Путина и Медведева и посыл нес скорее такой, что не нужно Путину никаких преемников, — в общем, опередил свое время. Недавно книга Шевкунова о падении уже Российской империи вошла в школьную программу, а уже после этого он защитил диссертацию на ту же тему.
В «Государе» дух Шевкунова присутствует каждую секунду: именно благодаря ему сериал больше стремится рассказать про сегодня, чем про вчера; именно его типичные речи о вероломстве Европы регулярно звучат из уст персонажей; именно его фирменным приемом является не аккуратный подгон истории под задумку (что можно назвать методом Эрнста), а прорубание своей повестки топором, пока бывшие прежде неоспоримыми исторические факты разлетаются в стороны, как щепки.
Какую же пропагандистскую задачу решает «Государь»? Он отвечает на вопрос о том, почему европеизировавший Россию император — великий. Что вообще значит «прорубил окно в Европу» и почему мы ему должны быть за это благодарны, если Европа всегда была и будет нашим врагом? Триумвират пропагандистов находит ответ в одном слове: «технологии». Сериальный Петр повторяет этот термин регулярно, пусть он в немецком языке появится только век спустя, а в русском и то позже.
То есть, согласно «Государю», окно в Европу рубить следовало для того, чтобы всему там научиться и бить врага его же оружием. Так же, как, например, пустить в Россию иностранные бизнесы, чтобы потом национализировать. Или атаковать Украину собранными в Китае дронами, работающими на американском ПО. Или как Константин Эрнст: научиться снимать фильмы, совсем как голливудские, чтобы потом вместе с Шевкуновым сделать «Государя» (тут стоит отметить, что у сериала есть режиссер Сергей Гинзбург и сценаристы Олег Кириллов и Дмитрий Новоселов, но их роль в процессе выглядит сугубо шестереночной).
Мысль эта подана четко, но не особо изящно, и каждый раз, когда Петр сетует на то, что ему не хватает специалистов, хочется спросить его: а откуда эти специалисты в Европе взялись? Не сложилась ли там какая-то культура, благодаря которой они появились? Неудобных вопросов, на которые вряд ли кто-то из создателей сериала способен ответить, остается довольно много.
«Государь» предлагает другую культуру — ту, что реально подразумевается под разговорами о традиционных ценностях. Культуру, в которой власть дана самим богом и сомневаться в ней — грешно. Культуру, которая цвела и в Российской империи (особенно в реакционные годы конца XIX века), и в сталинском и послесталинском СССР. Иначе говоря, культуру, которая и слева, и справа упирается в абсолютный безапелляционный авторитаризм.
Здесь сериал многое берет из своих основных источников, романа Алексея Толстого и двух предыдущих его экранизаций («Петр Первый» 1937 года и дилогии «Юность Петра» и «В начале славных дел» 1980-го). Пропагандистская задача, которую решал в свое время Толстой, была при этом посложнее шевкуновской: ему нужно было в принципе вернуть в общественный дискурс образ хорошего авторитарного лидера. Писатель отрабатывал госзаказ, и обращение к Петру для выполнения этого заказа было очевидным, ведь, как и Сталину, Петру приходилось действовать жесткой рукой, чтобы вести нацию к процветанию (и надо сказать, Толстой в этом смысле был честнее создателей «Государя» и не пытался скрыть непомерную жестокость и садистские наклонности Петра).
Когда Толстой только начал писать роман в 1929 году и понемногу публиковать его в журнале «Новый мир», в СССР еще сохранялся тот подход к истории, который приписывали Михаилу Покровскому: с анализом событий через классовые позиции и взаимодействие разных групп. Следы этого подхода остались в первых частях романа; в частности, в детальном описании «битвы башен» Кремля, которая привела к двоецарствию Петра с Иваном. Но пока Толстой продолжал работу, такая оптика (среди прочего отрицавшая решающую роль личности в истории) все меньше играла на руку возрастающим авторитарным тенденциям Сталина. Словосочетание «школа Покровского» стало пейоративом, историка уже посмертно (он умер в 1932-м) стали клеймить, а роман Толстого начал постепенно дрейфовать в сторону государственной школы историографии, основоположником которой считался Сергей Соловьев, на чьи работы о Петре писатель ориентировался в первую очередь.
Согласно этой школе, государство — единственный двигатель истории, а народ лишь инертная масса. Выруливая к этой концепции, Толстой по пути вывел эссенцию национал-большевизма. Петр стал отождествляться с самим народом, а значит, его воля, как и воля Сталина, — это народная воля. Отсюда и приземленный образ императора, который мы наблюдаем в «Государе», и персонаж Алексашка, демонстрирующий, как легко народный царь находит язык с типичным народным мужиком.
Эту находку перенимает и сериал «Государь», где Петр настолько народный, что во время Полтавской битвы хватается за ножны, говорит: «Я такой же солдат, как все» — и с оголенным клинком и криком «За мноооой!» бежит лично рубить шведов. В целом первая половина «Государя» прилежно следует книге Толстого и двум прошлым экранизациям (Толстой успел дописать роман только до взятия Нарвы в 1704 году, так что во второй половине сериала — только дух книги). А это значит, что, отождествляя Петра с Путиным, «Государь» отождествляет его и со Сталиным. В конце концов, одной из задач романа Толстого было еще и оправдание репрессий — в период, возможно, самых жестких репрессий со сталинских времен книга снова пригодилась.
Государственная школа историографии удобна для создателей сериала еще и потому, что снимает с них какую-либо ответственность. Если историю творит только государство, то ни у какого класса, кроме правящего, нет методов влияния на происходящее. Даже госаппарат (в нашем случае его представляет ИРИ) в государственной школе лишь инструмент для осуществления государственной воли. А если государь и есть народ с его волей, то к нему тогда все вопросы. И если Константину Эрнсту надо весь многолетний опыт вкладывать в работу с духовником Путина, который обращается с историей менее бережно, чем водители маршруток с пассажирами, — ну, значит, надо.
Но в то же время ни в одной из прошлых экранизаций не было столько цинизма, сколько в нынешней.
Так, «Петр Первый» 1937 года был честным идеологическим продуктом от начала до конца. Когда его реставрировали в 1962 году, несколько сцен, где совсем уж яро клеймили Европу, даже решили вырезать: тогда на дворе была оттепель. В «Государе» и вырезать ничего не нужно: по нему очевидно, что это сериал о «России, которую мы потеряли», снятый людьми, потерявшими Европу и куда больше переживающими по этому поводу. Пока написанный под присмотром Шевкунова сценарий палит по европейцам пропагандистскими штампами, в кадре только тогда появляются свет и чистота, когда Петр путешествует по Европе в составе Великого посольства или несет европейскую культуру домой.
Шевкунов тут вообще, кажется, единственный человек, кто действительно предан идеологии сериала. Для остальных «Государь» как будто просто еще один проект, к тому же очень выгодный. Его презентовали на ПМЭФ — и, наверное, сделают телевизионную премьеру аккурат ко дню рождения Путина в октябре. Может быть, потом команде даже медаль дадут. Отказывая себе самим в агентности, создатели «Государя» не дают ее и другим, помогая Шевкунову бороться с его заклятым врагом — демократией.
Это немного противоречит идее того же «Союза спасения», которую в свое время верно подметил Александр Баунов: вместе с пропагандистской задачей рассказать, что любые бунты, даже самые праведные, вредны, фильм успокаивал тем, что близкие к власти носители прогрессивных взглядов сами принесут в нужное время нужные реформы, надо только подождать и не раскачивать лодку. С «Государем» Эрнст уже будто разводит руками: не я такой, жизнь такая.
И, наверное, для артиста Плотникова и других занятых в проекте жизнь действительно такая: съемки в пропагандистском эпосе — это свидетельство скорее отсутствия выбора, чем его наличия. А что касается тех, кто повыше рангом, то тут можно вспомнить слова, которые произнес в далеком 1995 году один человек: «Если на „Останкино“ воцарят аморальные и непрофессиональные люди, это не значит, что у нас будет плохое телевидение на Первом канале. Это телевидение, которое упадет. И оно упадет на голову гражданам России».
Этим человеком, кстати, был Константин Эрнст.
Георгий Биргер