Уклоняться от службы в армии — незаконно. Однако часто дела возбуждают по вине самих военкоматов «Медуза» поговорила с тремя призывниками, которые подали заявления на альтернативную гражданскую службу и столкнулись с уголовным преследованием
В России начался осенний призыв — до конца года в армию заберут 135 тысяч россиян, следует из указа Владимира Путина. Законопроект о бессрочном призыве, который уже прошел первое чтение в Думе, заработавший электронный реестр повесток и ужесточение закона о военной службе значительно сократили количество легальных вариантов не оказаться в армии. Уклонистам грозит статья 328 УК РФ, максимальное наказание по которой — лишение свободы на срок до двух лет. На практике осужденным чаще всего выписывают штрафы (и совсем редко присуждают условные сроки). С преследованием по этой статье сталкиваются не только те, кто намеренно избегает армии, но и те, кто уже подал заявления на прохождение альтернативной гражданской службы (АГС). «Медуза» поговорила с тремя призывниками, которые собирались пройти АГС — и оказались подозреваемыми в уклонении от службы.
Все имена собеседников изменены из соображений безопасности.
Аудиоверсию этого текста слушайте на «Радио Медуза»
Истории призывников, которые собирались пойти на АГС, но столкнулись с уголовным преследованием
Анатолий
23 года
После 11-го класса я поступил в университет на биотехнолога. Учиться было сложно. Через два года я написал заявление об отчислении и в 2020-м потерял отсрочку от армии.
На протяжении примерно двух с половиной лет после этого военкомат меня никак не беспокоил, все было тихо. Я перепоступил на первый курс в другой город, при оформлении документов надо было встать на воинский учет. В интернете я прочитал, что стоит себя каким-то образом обезопасить. Я не очень разбирался в основаниях отсрочки с медицинской точки зрения и попытался пойти через альтернативную гражданскую службу (АГС). В течение трех призывов подряд я подавал заявление на АГС, но никаких ответов не получал. Я уверен в том, что мои заявления поступали в военкомат: я отслеживал свои обращения по трекингу «Почты России» и даже их нумеровал.
Осенью 2024 года мне начали приходить повестки, но не для рассмотрения моего заявления, а на медицинское освидетельствование. Я их игнорировал, поскольку ни одно из моих заявлений на АГС не было рассмотрено, и ни удовлетворения моего запроса, ни отказа мне не пришло.
В апреле 2025 года в военкомате посчитали, что я незаконно игнорирую повестки. Мне позвонил следователь из СК, вызвал к себе. Я не стал обращаться к правозащитным организациям и просто пошел. Ни о каком уголовном деле речи не шло, я считал, что следствие как раз заинтересовано в том, чтобы помочь мне разобраться с военкоматом, чтобы мои заявления рассмотрели корректно. Уже в кабинете следователя я узнал, что стал подозреваемым в уголовном деле об уклонении от военной службы.
Следователь составил документы так, будто это была явка с повинной. После двух допросов я обратился к правозащитникам. Очень жалею, что не сделал этого раньше, потому что многие из проблем, с которыми я столкнулся, были освещены, например, в памятках «ОВД-Инфо» и «Движения сознательных отказчиков». Консультация с правозащитником помогла бы мне избежать огромного количества проблем.
Возбуждение дела очень меня удивило. У меня не слишком высокая правовая грамотность, поэтому я считал, что мои заявления [на АГС] рассматриваются. Я не знал, что даже в случае отказа в АГС меня должны вызывать на заседание, на котором мне бы мотивировали отказ. Единственное, что я делал [для освобождения от службы], — это каждый призыв отправлял новое заявление на АГС и спокойно продолжал учиться. Сильно повлияло и то, что у меня не было знакомых, которые бы оказались в той же ситуации. Я обнаружил, что нахожусь в информационном пузыре: я знаю очень мало людей, которые сталкивались с каким-либо давлением со стороны власти.
В целом работа правоохранительной системы остается для меня загадкой. Сейчас я слушаю лекции по российскому праву, читаю законы, прошу юридического консультанта объяснять мне какие-то моменты. Мой опыт формируется не благодаря общению с другими людьми, имеющими похожие проблемы, а в попытке как-то системно разобраться в ситуации самому.
На первых этапах я перестал думать, что справлюсь со всем сам. Однажды я не явился по вызову к следователю, меня задержали, и я двое суток провел в изоляторе. После этого в моей семье начались скандалы: близкие переживали, что последствия моих решений могут быть еще серьезнее. Но из-за этого мы начали много разговаривать. Я почувствовал, насколько больно моим близким, что ситуация бьет не только по мне самому, но и калечит жизни окружающих. Я смог наладить коммуникацию с семьей, друзьями, своей девушкой — и открыто делиться с ними тем, что происходит. И тогда я почувствовал, как важна поддержка.
Пока уголовное дело еще не передали в суд. Но из-за вероятного задержания я не могу сейчас так же часто, как раньше, ездить к своим родственникам в другой регион. Не могу отправиться за границу к друзьям, которые звали меня погостить.
Администрация университета однажды сказала мне, что у них «уклонистам не место». Но я [академически] отстаиваю свое право учиться дальше.
Из-за того, что я ощущал постоянную тревогу, боялся, что меня задержат, я поменял очную работу на удаленную. И только тогда почувствовал себя спокойнее. Но и сама смена сферы деятельности — очень стрессовый фактор. Я потерял часть зарплаты, потерял и в комфорте. Появились проблемы с финансами, я вынужден жить на сбережения. Пока я привыкаю к новым условиям, и это очень напряжно.
Я мог бы уехать из России. Может быть, это прозвучит смешно, но я действительно люблю свою страну. Воспринимаю происходящее вокруг как ту цену, которую я плачу за то, чтобы оставаться. У меня довольно много знакомых, у которых есть опыт переезда, и мои близкие готовы поддержать меня в этом решении. Но я хочу получить российское образование и остаться тут работать.
Если я столкнусь со стигматизацией из-за того, что когда-то был судим, я буду с этим бороться. Возможно, работодатели не поймут этого, может, это скажется на моей зарплате. У меня есть ощущение, что все это может иметь непредсказуемые последствия. Но пока я даже не представляю, что это за риски.
Уклонение от службы — преступление небольшой тяжести. Эта судимость истекает в течение одного года, и я хочу просто дождаться этого. Мне стало легче об этом думать, когда психолог сказал мне: «Получается, из-за судимости в этот год ты не можешь быть призван на военную службу. В некотором смысле ты платишь штраф за то, чтобы целый год не думать об армии». Теперь я воспринимаю это именно так.
Кирилл
25 лет
Впервые я побывал в военкомате в 16–17 лет, когда шла постановка на учет. Уже тогда я заметил, что там с тобой не разговаривают как с человеком. Там и с обычными врачами, которых могут вызывать из поликлиник, не разговаривают как с людьми. Например, у врача [который обследовал меня во время медкомиссии], возник какой-то вопрос, и мы с ним пошли к главному врачу. Она прикрикнула: «Какого черта вы сюда пришли? Сами разбирайтесь, потом зайдете». Со мной, конечно, тоже так разговаривали.
В 2018 году я понял, что не хочу поступать в университет на очное, и сразу стал искать дистанционный вариант получения образования. Но это [заочное отделение] не решало проблему с армией. Я не был готов подчиняться кому-то, мне больше нравятся партнерские отношения. Я посчитал, что больше всего мне подходит альтернативная гражданская служба. Она устраивала меня еще и потому, что за это я получал бы деньги, возможно, остался в своем родном городе, не бросал учебу. Для меня это было самым важным.
Домой приходили повестки на «уточнение данных», в рамках закона я отвечал про уточнения по почте, без посещения военкомата. Однажды мне прислали повестку на медицинское освидетельствование, хотя сначала должны были рассмотреть мое заявление на альтернативную службу. Я уверен, что эта повестка была незаконной. Весь мой план стал потихоньку отменяться. Но я еще этого не осознавал.
Какое-то время военкомат меня совершенно не тревожил. И я его, конечно же, тоже, потому что мне это было не нужно. Я думал о контрактной службе, но отмел этот вариант: драться или воевать я в принципе не готов. Да, в сериалах «Солдаты» и «Кадетство», на которых я рос, все романтично, но я слышал о том, какая на самом деле подготовка в армии, какое отношение к солдатам.
В 2023 году к концу подходила моя учеба. За год до этого у меня появилась семья, ребенок, а вместе с семьей — ипотека, кредиты и так далее. Я уже получил высшее финансовое образование, сделал карьеру, был на хорошей должности, и изначальный вариант альтернативной службы перестал мне подходить. Мне надо обеспечивать семью, а как я могу прожить на МРОТ?
В начале 2024 года я получил повышение и переехал в другой город. По закону руководство сообщило о моем переезде военкомату. Мне снова пришла повестка. Я ответил, что она незаконна, так как решения по моему заявлению на АГС до сих пор не было.
В июне 2024-го мама сказала мне, что ей пишет следователь из СК и спрашивает, где меня можно найти. К тому моменту меня уже вызывали в прокуратуру и спрашивали, почему я не хожу в военкомат. Я попросил маму дать контакт следователя и перезвонил: «Здрасьте, вы писали моей матери, такая вот ситуация необычная». Следователь говорит: «Ну, давай, короче, в субботу приезжай». Я удивленно: «А вы чего, в субботу работаете?» — «Я работаю каждый день».
Я вернулся в родной город накануне той субботы и с утра позвонил следователю. Он сказал, что занят, и пообещал связаться со мной позже. Я вернулся домой. Через пару недель снова звонит следователь. В процессе разговора я понял, что изначально они хотели закрыть дело по первой части статьи 328 УК РФ: я не скрываюсь, все данные у них есть. Но через какое-то время следователь сказал: «Ищи адвоката».
Уголовное дело — это серьезно. Думаешь, что тебя и посадить могут. Под угрозой твоя карьера, вся твоя репутация может разрушиться. А каким боком это потом еще вылезет? И кто еще об этом узнает? Я очень расстроился, но деваться было уже некуда.
Следователь сам по себе был лояльным. Он несколько раз выходил из кабинета — как будто бы к начальству… или только делал вид, что идет туда. Возвращался и говорил, что нет, будем продолжать. Мы с адвокатом делали ставку на то, что это дело прикроют, потому что, на наш взгляд, законных оснований для него не было. Наверное, нас подвело то, что идет «специальная военная операция», после начала которой таких, как я, стали ловить — потому что кто-то должен воевать, кто-то должен служить. Ну и законы стали жестче.
Следователь передал дело в прокуратуру, прокуратура — в суд, было четыре-пять заседаний. Прокурор запрашивал 150 тысяч рублей штрафа. Он весь процесс просто сидел в телефоне, ему вообще было все равно. Когда вынесли приговор в 20 тысяч рублей, я выдохнул. С адвокатом и оплатой штрафа мне помогло «Движение сознательных отказчиков», за что я очень им благодарен.
На моей работе (Кирилл работает в крупной частной компании, — прим. «Медузы») о деле узнало человек десять, которым об этом было положено знать, — из службы внутренней безопасности. Но на мне это не сказалось. Во время следствия я попросил перевести меня на удаленку, чтобы я мог все время быть с семьей. Близкие тоже отнеслись к моей ситуации нормально, помогали мне. Перед каждым заседанием я парковался у суда и отдавал родственникам ключи от машины, ведь ты не знаешь, вернешься домой сам или тебя увезут на «бобике». Я как бы в шутку прощался, но за каждым словом скрывался стресс. Жена тоже переживала.
Я не хочу оставаться с этой уголовкой, потому что для меня это клеймо. Если бы мы жили не в России, меня бы это не волновало. А так как я живу здесь и не планирую никуда переезжать, для меня моя страна и мой город — вся жизнь. Теперь я как будто всегда нахожусь под каким-то колпаком. В апелляции приговор оставили без изменений. Тогда у меня родился второй ребенок, и адвокат просил суд быть снисходительнее. Сейчас я планирую обратиться в кассацию.
Все дело выросло из-за одной повестки на медосвидетельствование. Несмотря на то, что я жаловался на эту повестку в военную прокуратуру, меня все равно осудили. Я указывал, какие мои права были нарушены. В личном деле призывника это все есть, в суде это тоже видели. Когда я рос, я слышал, что суд в стране работает несправедливо. Был ли суд справедлив со мной, я не знаю.
Один год после того, как тебя признают виновным, тебя не трогают. А потом процесс призыва начинается заново. Если говорить в целом, я спокойно с этим живу. Год еще не прошел. Да и у меня появился второй ребенок, сейчас я вообще не задумываюсь об армии — больше о том, какой след оставила эта история. Я не хочу, чтобы эти данные [о судимости] всплыли, например, при устройстве на новую работу. Волнуюсь, думая о том, что пройду какое-то успешное собеседование, мне скажут: «Давай, трудоустраивайся, заполняй данные для службы безопасности». А потом она все это поднимет и скажет: «Отказ».
Семен
24 года
На воинский учет меня поставили еще в школе: присвоили категорию здоровья А, то есть наивысшую. Медицинское обследование проходило довольно формально. Приходили в военкомат, раздевались до трусов, ходили по кабинетам специалистов. Они там задавали один вопрос: «Жалобы есть?» Вот и все. Как выяснилось потом, эту категорию мне присвоили не совсем легитимно: по закону военкомат должен запрашивать все медицинские документы из всех организаций, в которых я зарегистрирован, в том числе из больниц, где я когда-либо лежал. Но этого не сделали.
Еще в военкомате мне выдали бланк, называется «автобиография». Там призывник пишет всю свою историю от рождения: где учился, что делал, какие у него взгляды. Я в своей автобиографии указал, что вырос в христианской семье, посещаю церковь.
Когда я окончил колледж, военкомат направил меня на повторное медицинское освидетельствование. Тогда я узнал, что существует альтернативная гражданская служба. Разумеется, в военкомате о ней никто не рассказывал. Я связался с «Солдатскими матерями Санкт-Петербурга», чтобы мне помогли составить заявление. На АГС я подал, во-первых, из-за христианских убеждений. Есть библейские принципы, которые говорят о любви к ближнему, о непротивлении злу насилием. Во-вторых, согласно конституции, у меня есть право на АГС, которое никто забрать не может, и я его отстаиваю. Близкие одобрили мое решение, папа даже однажды ходил со мной на призывную комиссию.
Позднее меня пригласили в военкомат по моему заявлению, но на заседании толком не слушали, перебивали. Пытались пристыдить за то, что я не хочу служить в армии. Вопросы были по типу: а если на твою семью нападут? а если на тебя на улице нападут, что ты будешь делать? По итогу мне сказали, что я, во-первых, их не убедил, а во-вторых, что я пропустил срок подачи заявления на АГС.
Я пытался обжаловать отказ в суде, но мой иск не удовлетворили. Во время следующего призыва я снова подал заявление: закон не ограничивает подачу новых заявлений на альтернативную гражданскую службу. Я снова пришел на призывную комиссию, и там тоже было что-то нелепое. На двери висела табличка, что при входе призывник должен представиться по какой-то форме. Я по этой форме решил не представляться — не посчитал это нужным. Из-за этого у меня возникла словесная перепалка с председателем. Он выгнал меня, сказав: «Я отказываю просто потому, что ты не хочешь делать так, как я говорю». Последние его слова, которые я запомнил, — что военкомат будет теперь общаться со мной только по переписке. С тех пор прошло два года. Меня никто не беспокоил, никаких повесток от военкомата мне не приходило.
После того как подняли призывной возраст и создали реестр электронных повесток, я понял, что прятаться до непризывного возраста (30 лет, — прим. «Медузы») не получится, и перед весенним призывом 2024 года решил снова подать заявление на АГС. До того как рассмотреть мое заявление, меня вызывали повестками на медосвидетельствование. Все это время я был на больничных и даже высылал им почтой справки о том, что не могу явиться, потому что болею. Как я потом узнал из протоколов призывной комиссии, они посчитали, что я не прихожу по неуважительной причине, и посоветовали полицейским начать разыскные мероприятия.
Во время весеннего призыва мне пришла повестка на заседание призывной комиссии по моему заявлению об АГС. Начальник призывного пункта вызвал меня к себе в кабинет, где стал говорить, что лично он никогда не заменит мне службу на АГС, и заранее огласил решение комиссии. На самой комиссии меня слушали лениво — и снова отказали из-за пропуска срока [подачи заявления на АГС], хотя я ходатайствовал о его восстановлении по уважительным причинам.
Призывникам, которые хотят пройти АГС, отказывают, если они подают заявление меньше чем за полгода до начала призыва. А за полгода [и позже] можно подать, только если у тебя еще есть отсрочка, либо тебе нет 18 лет и ты не подлежишь призыву. [Но если ты старше, то] ты подлежишь призыву каждый раз. А между окончанием текущего призыва и началом следующего — максимум четыре месяца, поэтому за полгода заявление никак не подать. Это такой замкнутый круг, которым пользуются военкоматы.
Я снова обжаловал отказ в суде, и это растянулось до осеннего призыва. У меня были предположения, что против меня могут открыть уголовное дело, но я готовился к этому: делал все, чтобы не было никаких оснований меня как-то притянуть, уличить в нарушении закона. Но все же я не думал, что военкомат напишет на меня рапорт в Следственный комитет, чтобы меня привлекли за уклонение. Я удивился этому, испугался даже. Страшно было, когда узнал, что меня ищет какой-то следователь, полицейские стучат в дверь.
В декабре 2024 года, после очередного отказа по моему заявлению на АГС, участковый вручил повестку к следователю на мое имя моему брату. Я связался с юристом, а потом позвонил следователю. Он сказал, что идет доследственная проверка. Мы с юристом пришли в СК. Это был не допрос, а опрос — то есть когда дела еще нет и нужно понять, есть ли нарушение. Сначала мне задавали общие вопросы, в том числе о моих друзьях и девушке, потом пошли более конкретные. Следователь спрашивал, являлся ли я в военкомат в такую-то дату, получал ли повестку. Я отвечал в соответствии с позицией, заранее подготовленной с юристом. Следователь говорил: «Я хочу разобраться, действительно ли то, в чем тебя обвиняет военкомат, имеет место».
Все это было под Новый год. Как я потом узнал, на возбуждение дела дается 15 дней. Через три месяца я выяснил, что по итогу никакого уголовного дела в отношении меня не возбудили. Я был в СК, знакомился с материалами проверки. Следователь убедился, что я ничего не нарушал. Первоначальной причиной был рапорт военного комиссара: ему не понравилось, что весной 2024 года я не явился на призывную комиссию, хотя такого не было [и повестку мне не вручали]. Военкомат старается выдавать тебе повестку каждый раз, когда ты туда заходишь, чтобы держать тебя на крючке. А в последний раз как-то так получилось, что мне эту повестку не выдали. Нет повестки — значит, нет обязанности посещать военкомат: я уже в нем был.
Я не искал возможности уехать за границу. Мне в целом нравится моя страна и то место, где я живу. Меня много что не устраивает, но много и того, что я люблю, я бы не хотел уезжать и лишать себя этого.
Раньше у меня не было знакомых, которые сталкивались бы с подобным [отношением со стороны военкомата]. Но благодаря «Солдатским матерям Санкт-Петербурга», которые меня консультировали, я участвовал в конференциях по особенностям призыва, мы [с другими призывниками] обменивались опытом. После этого я много общался в разных чатах и сейчас уже немного понимаю, что делать и как действовать.
Я бы посоветовал подавать заявление на АГС, но перед этим подготовиться. Чтобы у тебя были не только слова, но и документы. Я бы посоветовал написать какие-то пацифистские статьи в журналы, группы «ВКонтакте», поучаствовать в волонтерской деятельности. Чтобы было что-то материальное, какая-то бумажка, которая подтвердила бы убеждения. Из моего опыта [я делаю вывод, что] для военкомата это важно. Также я посоветовал бы копить медицинские документы с приемов врачей, обязательно жаловаться на все свои болезни. Возможно, удастся добиться освобождения от службы по здоровью.
Сейчас начинается новый призыв, пока неясно, что я буду делать, если меня вызовут. Готовлю очередное заявление на гражданскую службу. Посмотрим, что из этого выйдет в этот раз.
«Медуза»