В российской армии воюют люди с ВИЧ и вирусными гепатитами. Опасно ли это для них и окружающих? А служат ли люди с такими инфекциями в других странах? Мы поговорили об этом с международным консультантом Алексеем Лаховым
В российской армии активно распространяются вирусные гепатиты и ВИЧ — об этом пишут и Z-блогеры, и исследователи. В сентябре 2025 года стало известно о том, что из людей с этими диагнозами формируют отдельные отряды.
«Медуза» поговорила с международным консультантом по ВИЧ и гепатитам Алексеем Лаховым о мировой практике — могут ли люди с этими заболеваниями служить в армии и нормально ли заставлять их носить повязки, указывающие на диагноз.
You can read this interview in English here.
— Предположим, у нас мирное время и человек с диагностированным вирусным гепатитом или ВИЧ хочет служить в армии по контракту. Какова современная мировая практика? Так можно?
— Возьмем для примера армию США. Там долгие годы действовал запрет на зачисление ВИЧ-позитивных — их отстраняли даже при хорошем самочувствии. В некоторых странах подобные ограничения существовали и в отношении гепатитов B и C. Так, Министерство обороны США до сих пор официально не допускает к службе людей с хроническим гепатитом B (даже несмотря на то, что все новобранцы там прививаются от гепатита B с 2002 года).
Современный тренд — пересмотр этих правил благодаря успехам лечения. Многие страны начали считать ВИЧ контролируемым хроническим заболеванием при условии терапии. Великобритания с июня 2022 года отменила барьеры для службы ВИЧ-положительных: теперь им разрешено поступать на службу и [продолжать] служить, если вирусная нагрузка подавлена лечением. Аналогично в США судебные решения заставили военных изменить политику: в 2022–2024 годах федеральные судьи признали запрет на прием ВИЧ-позитивных необоснованным и дискриминационным. По решению суда Пентагон обязан разрешать вступать в военную службу людям с ВИЧ при отсутствии симптомов и с неопределяемой вирусной нагрузкой. Судья прямо назвала прежний запрет «иррациональным и произвольным», указывая, что он лишь усиливает стигму и вредит самим интересам армии (мешает набору кадров).
Другие страны также меняют подход. Израиль, где воинская служба обязательна, долгое время автоматически освобождал призывников с ВИЧ как негодных. Однако в 2015 году Израиль объявил, что будет призывать ВИЧ-позитивных — им присваивается ограниченная медицинская категория (профиль), исключающая должности в боевых подразделениях, но позволяющая служить в большинстве других ролей. Условием является соблюдение критериев здоровья и лечения; например, в израильской армии ВИЧ-позитивным не поручают задачи, связанные с высоким риском кровотечений (то есть не берут в боевые подразделения).
Россия (до недавнего времени) придерживалась жестких ограничений. ВИЧ-инфекция входила в список заболеваний, дающих категорию Д (полная негодность) или В (ограниченно годен) для службы, что фактически исключало службу в мирное время. Людей с ВИЧ не брали ни в срочную службу, ни на контракт официально. С хроническими гепатитами ситуация была похожей — наличие гепатита B или C считалось основанием для отказа в контракте или выдачи ограниченной категории годности. Таким образом, нормальной практикой в мирное время в России было не брать на военную службу людей с ВИЧ/гепатитом или сразу комиссовать, если диагноз выявлялся.
— А сейчас это определенно изменилось.
— Да. В России закон по-прежнему позволяет комиссовать за «социально значимые заболевания», но на практике, особенно с началом войны, людей часто не увольняют. Нередко сами солдаты скрывают диагноз, чтобы не потерять выплаты и льготы. То есть формально увольнение возможно, но фактически многие продолжают служить до тех пор, пока состояние здоровья позволяет. В составе войск на фронте сейчас, судя по всему, находится много людей с этими инфекциями. Если человек заболел гепатитом на войне, то он будет сильнее уставать, потеряет аппетит, у него может кружиться голова.
— В других странах во время боевых действий комиссуют, если обнаружилась инфекция?
— Раньше это действительно означало увольнение. В армии США военные с выявленным ВИЧ не могли отправляться на службу за границу или в зону боевых действий и фактически теряли перспективы. Это решение обосновывалось тем, что сложно обеспечивать медикаментами за границей и есть ограничения принимающих стран. Если солдат с ВИЧ продолжал служить, его могли использовать внутри страны, в штабах, учебных частях и так далее, чтобы минимизировать риск ситуаций без медпомощи. С 2022 года нельзя увольнять только за ВИЧ, если человек лечится и способен выполнять обязанности. В Великобритании и других странах НАТО тоже все чаще сохраняют бойца на службе, иногда переводят на менее рискованные позиции. Если военнослужащий из Великобритании или США едет в зону военных действий, командование теперь гарантирует, что он получит запас препаратов на весь срок миссии и доступ к медподдержке.
— Говорят, в России сформируют отряды, в которых будут только люди с вирусными гепатитами и ВИЧ и они будут носить специальные повязки. Кажется, это не очень этично и законно.
— Да, формально это объясняли заботой о сослуживцах — чтобы «здоровые не боялись служить рядом». Но с медицинской точки зрения это абсолютно лишено смысла. ВИЧ или гепатит не передаются бытовым путем, и что реально нужно — это универсальные меры предосторожности при контакте с кровью. А вот маркировка и разделение усугубляют стигму и нарушают базовые права. Международные организации и врачебные ассоциации прямо называют такие практики дискриминационными и неэтичными. Это скорее про клеймо и «отметку на лбу», чем про реальную безопасность (привет знаменитым красным треугольникам на медкартах людей с ВИЧ).
— А как обычно эти вирусы передаются в армии?
— Основные источники — те же, что и в обществе: незащищенный секс (например, с секс-работницами или сексуальное насилие в отношении гражданского населения, а также гомосексуальные контакты) и употребление наркотиков общими шприцами. В армиях, особенно где вербуют заключенных или людей из так называемых маргинализированных групп, процент уже инфицированных изначально выше. Например, в российских тюрьмах уровень ВИЧ и гепатитов гораздо выше среднего.
Инфицирование возможно и в результате медицинских процедур и ранений в условиях боевых действий. Здесь есть несколько аспектов.
Во-первых, переливания крови и лечение ран в полевых условиях. При массированных потерях крови на фронте может потребоваться экстренное переливание. Если не хватает одноразовых систем или экспресс-анализаторов, возможны ошибки. Например, перелить кровь от скрыто инфицированного донора. В полевых госпиталях могут практиковать прямое переливание «от вены к вене» от сослуживца. Если донор не обследован должным образом, риск передачи вируса огромен. То есть сама военная медицина, будучи перегруженной и плохо оснащенной, могла непреднамеренно распространять инфекцию.
Во-вторых, важную роль играет нехватка стерильных инструментов и расходников. В условиях дефицита возможно повторное использование шприцев, скальпелей, катетеров без должной стерилизации. Если один раненый инфицирован, а иглу потом не продезинфицировали нормально, следующий пациент может получить вирус. Любая недостаточно стерильная медпомощь — от перевязки до операции — чревата передачей гепатитов B, C, ВИЧ.
В-третьих, сказывается контакт «кровь — кровь» на поле боя. В горячке боя или при оказании первой помощи солдат может получить кровь раненого на открытые раны или слизистые. Например, при совместном перенесении раненого без перчаток, при перевязке. Если у одного кровь попала в рану другого — теоретически возможно инфицирование (особенно гепатитом, который более контагиозен). Вероятность не столь велика, но, учитывая хаос боя, исключить нельзя.
Есть также фактор казарменного быта. Если солдаты не соблюдают гигиену (например, несколько человек бреются одним станком) и один из них инфицирован гепатитом В или С, другие могут заразиться. Кровавые контакты при драках, издевательствах (неуставные отношения) — если в ход идет, скажем, одно лезвие или кровь братьев по оружию смешивается, шанс [заболеть] хоть и небольшой, но есть. Гепатит B, например, способен передаваться и микроскопическими дозами крови, вирус очень живуч на предметах.
— И как, по-хорошему, все должно быть устроено, чтобы эти риски были минимальными?
— Прививать всех [от гепатита B] — это самое лучшее решение. Так делают в армии США. Правда, вакцинация трехэтапная, так что это может затянуться, но даже одна прививка может начать формировать иммунитет.
Еще важно своевременно выявить [инфекцию] и назначить лечение, чтобы подавить вирусную нагрузку и свести риск [передачи вируса] практически к нулю.
— Если в полевом госпитале одноразовых расходников меньше, чем нужно, что надо предпринять для защиты пациентов от инфекций?
— В таких условиях нужно опираться на универсальные меры инфекционного контроля. Это строгая гигиена рук, обязательные барьеры — перчатки, маски, очки, строгая сортировка инструментов. Если одноразовых материалов не хватает, важно обеспечить качественную стерилизацию многоразовых: автоклав, термо- или химическая обработка, четкий учет стерильных наборов. Международный комитет Красного Креста и «Врачи без границ» давно разработали протоколы именно для таких низкоресурсных сценариев, чтобы у каждого, кто контактирует с кровью, были хотя бы какие-то защитные барьеры. Если нет одноразовых перчаток, можно использовать многослойные тканевые, пропитанные раствором, или обернуть руки чистой тканью, минимизируя прямой контакт. Маски и очки защищают слизистые врача от брызг. Раны по возможности нужно промывать, очищать от чужеродной крови. Безусловно, риски все равно повышаются, но задача — снизить их насколько возможно. Критично исключить повторное использование игл и шприцев: это прямой путь к вспышкам ВИЧ и гепатитов.
— В России всегда была проблема с доступом к терапии вирусных гепатитов и ВИЧ. То, что за часть людей теперь отвечает Минобороны, как-то меняет ситуацию?
— Если в воинской части нет нужных специалистов или оборудования и нет возможности направить солдата в специализированный госпиталь, российские военнослужащие могут лечиться в территориальных центрах СПИД. Решение о начале антиретровирусной терапии принимает врачебная комиссия центра СПИД, а если лечением занимается другая организация, центр остается контролирующим органом.
Фактически межведомственное взаимодействие на уровне центров СПИД и инфекционных отделений военно-медицинских организаций различается в разных регионах и в ряде случаев остается недостаточно эффективным. Так, получение данных из Федерального регистра лиц, инфицированных ВИЧ, по-прежнему возможно только на основании письменного персонализированного запроса. Кроме того, определенные трудности представляет механизм обеспечения препаратами АРТ [антиретровирусной терапии] пациента в период между выпиской из клиники до момента прибытия в центр СПИД по месту жительства после увольнения с военной службы. Но в целом в условиях военно-медицинских организаций, таких как Военно-медицинская академия в Санкт-Петербурге, лечение осуществляется современными препаратами.
— Сейчас в России становится все больше людей с вирусными гепатитами и ВИЧ, в том числе за счет тех, кто участвует в войне. То есть это люди, которые приходят с «СВО» и которых всячески героизируют. Как вы думаете, существование этой новой, «элитарной» категории пациентов может привести к дестигматизации людей с такими инфекциями?
— Скорее всего, ни власти, ни сами ветераны не будут афишировать свой статус. Если человека награждают, в пресс-релизе не напишут «у него гепатит C, заразился на фронте». Тема ВИЧ и гепатита останется закулисной.
Пока все указывает на то, что система не гордится такими людьми, а изолирует их и метит (повязками, отдельными отрядами). Это закрепляет представление, что они «не такие, опасные». Сослуживцы могут бояться и презирать инфицированных, считая их самих виноватыми или «грязными». Если эти установки сохранятся, то и после войны отношение окружающих к таким ветеранам может быть настороженным. Не «герой с ВИЧ», а «тот самый спидозный солдат» — грубо говоря. Для дестигматизации важно, как самих этих людей интегрируют в общество. Если им дадут равные права, будут чествовать без оглядки на болезни — тогда да, это разбивает стереотипы. Но если их тихо отодвинут или будут презирать, то нет.
В России официальная риторика пока не показывает готовности использовать этот момент для борьбы со стигмой. Наоборот, тема ВИЧ подается как «социально опасные болезни», упор на опасность, эпидемию, чуть ли не обвинительный уклон (слова Анастасии Кашеваровой: «Кто болел давно и усугублял наркотой/алкоголем — пусть служат отдельно, так справедливо», то есть винит самих больных). В такой атмосфере вряд ли внезапно начнут пропагандировать толерантность. Скорее всего, власти постараются не акцентировать внимание общества на том, что герои вернулись с ВИЧ. Тему могут замалчивать или преподносить через негатив (мол, «они несут угрозу, надо их лечить, а то заразят население»). Это, напротив, может усилить страх в обществе.
Возможно, спустя годы, когда волна ветеранов с этими диагнозами пойдет по гражданским медучреждениям, медики и соцслужбы будут вынуждены обращаться с ними уважительно (как с ветеранами). Это косвенно может подтянуть качество отношения ко всем пациентам с ВИЧ/гепатитом. Например, условно, если ветеран ВИЧ+ придет в поликлинику, ему уже не смогут отказать в лечении зубов под предлогом его диагноза (как иногда бывало с обычными ВИЧ-пациентами). Потому что за ветераном может стоять статус, закон о ветеранах и так далее. В этом смысле да, увеличение числа таких людей в обществе может постепенно размывать стигму: болезнь перестанет быть редкостью, люди узнают, что их сосед — «герой войны» — живет с ВИЧ, и это бросает вызов старым стереотипам.
«Медуза»