Журналист WSJ Дрю Хиншоу утверждает: между Россией и США — новая холодная война Он одним из первых узнал о готовящемся обмене политзаключенных на российских шпионов — и написал об этом книгу. Вот его интервью
В августе 2024 года Россия, США и европейские союзники провели крупнейший обмен заключенными: из российских и белорусских колоний в обмен на восьмерых агентов спецслужб и хакеров, задержанных в Европе и США, освободили 16 человек. Среди вышедших на свободу — журналист The Wall Street Journal Эван Гершкович, политики Илья Яшин и Владимир Кара-Мурза, бывшие главы штабов Навального Лилия Чанышева и Ксения Фадеева, бывший сопредседатель «Мемориала» Олег Орлов. Одними из первых, кто узнал о том, что этот обмен состоится, были коллеги Гершковича — журналисты Дрю Хиншоу и Джо Паркинсон. Осенью 2025 года в издательстве HarperCollins вышла их книга «Обмен: тайная история новой холодной войны». «Медуза» узнала у Дрю Хиншоу, как в последние годы работала «дипломатия заложников» и может ли эта система измениться при Трампе.
Кого обменяли Россия и Запад
Освобожденные в результате обмена с российской стороны
- Дитер Воронин, политолог, гражданин Германии и России
- Эван Гершкович, корреспондент The Wall Street Journal
- Владимир Кара-Мурза, политик, гражданин России и Великобритании
- Рико Кригер, гражданин Германии
- Алсу Курмашева, журналистка «Радио Свобода», гражданка России и США
- Кевин Лик, осужден по делу о госизмене, гражданин России и Германии
- Герман Мойжес, активист, гражданин Германии
- Олег Орлов, бывший сопредседатель центра «Мемориал»
- Вадим Останин, экс-глава штаба Навального в Барнауле
- Андрей Пивоваров, политик и бывший директор «Открытой России»
- Саша Скочиленко, художница
- Лилия Чанышева, бывшая глава штаба Навального в Уфе
- Пол Уилан, гражданин США, Канады, Ирландии и Великобритании, бывший американский морпех
- Ксения Фадеева, бывшая глава штаба Навального в Томске
- Патрик Шебель, обвиняемый в контрабанде наркотических веществ, гражданин Германии
- Илья Яшин, политик
Кого освободили страны Запада
- Артем и Анна Дульцевы, агенты разведки
- Владислав Клюшин, предположительно, сотрудничал с ГРУ
- Вадим Конощенок, обвиняемый в сговоре с целью закупок военных технологий для оборонного сектора России в обход санкций
- Вадим Красиков, сотрудник ФСБ
- Михаил Микушин, агент разведки, обвинен в шпионаже в пользу России
- Павел Рубцов (Пабло Гонсалес), обвиняемый в шпионаже в пользу России и сотрудничестве с ГРУ
- Роман Селезнев, российский хакер
— Расскажите, как долго вы писали книгу? И удалось ли вам найти источники в России, которые согласились поговорить?
— У нас было не много времени, мы хотели написать эту книгу как можно быстрее. Еще до обмена в августе 2024 года было ясно, что наш коллега Эван Гершкович оказался втянут в глобальную игру — «дипломатию заложников». Было немного странно писать о ситуации, в которую вовлечен репортер издания, где ты работаешь. Особенно трудно было, зная о том, что сделка готовится, сохранять молчание, чтобы не сорвать ее.
После обмена мы осознали, что за случившимся скрывается масштабная история, о которой почти ничего не было известно даже многим участникам процесса. Эта игра ФСБ и США при участии европейских союзников ведется уже много лет. Нам хотелось зафиксировать это, рассказать исчерпывающую историю одного весьма узкого, но при этом показательного эпизода новейших отношений России и США. Это своего рода замочная скважина, через которую можно увидеть, как рушился миропорядок после холодной войны.
В 2018 году, когда в России арестовали Пола Уилана, многие не сразу поняли, какую игру ведет Путин. В США это восприняли как просто странное дело, непонятный эпизод. Лишь спустя время стало ясно, что происходило на самом деле.
Во время переговоров почти все наши источники соглашались говорить только анонимно. У нас были контакты и в России. Как вы понимаете, это очень сложная задача. Но надеюсь, что нам все равно удалось показать читателям, как переговоры США и России выглядят изнутри.
Формально речь шла о небольшом количестве людей [которых собирались обменять] — в августе прошлого года обменяли всего 24 заключенных и двух детей. В сравнении с масштабом войны в Украине и другими глобальными катастрофами это очень мало. Но этот обмен занял тысячи часов работы обеих сторон и находился в центре внимания высших должностных лиц. Для нас это стало способом показать, как на самом деле взаимодействуют Москва и Вашингтон, стремительно скатываясь в новую холодную войну.
— Что нового вы рассказываете в книге, кроме того, что мы и так уже знаем из медиа?
— В медиа объем истории всегда ограничен, а книга позволяет показать, какой ценой удалось вернуть домой 24 человека. Мы подробно рассказываем о переговорах, в частности, [помощника Путина] Николая Патрушева и Джейка Салливана, а также директоров ФСБ и ЦРУ и их заместителей. Читатель буквально оказывается в переговорной комнате вместе с ними. Также мы пишем о российских гражданах, которых арестовали и в течение двух лет содержали под стражей без суда в странах Запада. В книге есть подробности о том, как нашли этих людей, как за ними вели слежку и как их в итоге арестовали.
Сначала я думал, что это будет классическая история переговоров ЦРУ и ФСБ или история встреч Патрушева и Салливана. Но в итоге книга рассказывает про совершенно неожиданных посредников, которые вступили в игру по неформальным каналам. К примеру, это бывший генеральный директор Google Эрик Шмидт.
— Какую роль он сыграл в обмене?
— Эрик Шмидт — яркий пример того, как на переговорах неожиданно могут появиться люди совсем не из дипломатической сферы.
Человек, который сыграл ключевую роль в том, чтобы этот обмен стал возможным, умер до того, как все состоялось, — это Алексей Навальный. На протяжении многих лет США и Россия находились в тупике по организации обмена. Россия требовала выдачи Вадима Красикова, осужденного убийцы, который находился под арестом в Берлине. США не хотели слишком сильно давить на Германию — ей было трудно освободить убийцу, открыто застрелившего человека у детской площадки, всего в километре от офиса канцлера. Это нарушало моральные принципы. И пока США не могли убедить Германию сделать этот шаг, Пол Уилан и Эван Гершкович оставались в колонии; переговоры застопорились.
Освобождение Алексея Навального, обладавшего мировым именем и харизмой, могло морально оправдать освобождение Красикова. Хотя многие понимают, что нельзя связывать надежды на демократическую Россию только с одной личностью, пусть и такой значимой, как Навальный, тем не менее его история тронула многих в США: он воспринимался как герой, который ничего не боялся, пережил отравление и вернулся в страну.
Одним из тех, кого особенно тронула его судьба, был Эрик Шмидт. Команда Навального связалась с ним и попросила помочь донести до Белого дома, что существует возможность сделки по освобождению Навального. Ради Навального правительство Германии было готово пойти на освобождение Красикова. Кроме того, канцлер Олаф Шольц испытывал глубокое личное уважение к Навальному.
Шмидт поговорил с Байденом и призвал его к решительным действиям. Это стало важным моментом, после которого Западу пришлось принять игру, основанную на взаимных уступках.
— Вы также освещали предыдущие обмены между Россией и США. Например, баскетболистки Бриттни Грайнер на российского бизнесмена Виктора Бута. При этом вы называете историческим именно обмен, произошедший в августе 2024 года. Почему?
— Этот обмен стал историческим не только потому, что он оказался крупнейшим в истории США и России. Он продемонстрировал, что мы живем в новой, радикально изменившейся реальности, где государства берут людей в заложники, чтобы затем обменять. В этой ситуации США ничего не оставалось, кроме как вступить в эту игру при поддержке союзников.
В эпоху холодной войны обмены чаще всего происходили на мостах Восточного Берлина. Это были небольшие сделки, как правило, один на одного: шпионов меняли на других шпионов.
Сейчас все иначе. Пола Уилана, Эвана Гершковича и Владимира Кара-Мурзу, которые, очевидно, не были шпионами, обменяли на людей, официально признанных разведчиками. Например, Анну и Артема Дульцевых, арестованных в Словении, или Вадима Красикова. Все они связаны с российскими спецслужбами. Для нас это исторический момент — в негативном смысле. Ведь теперь даже обычные путешественники могут стать валютой в новой глобальной экономике обмена заключенными.
Для нас с моим соавтором Джо Паркинсоном этот обмен стал символом исчезновения того мира, где мы учились журналистике: тогда границы открывались, путешествия становились проще, а уровень угроз был существенно ниже, чем сейчас. Журналистика тогда заключалась в том, чтобы исследовать открытый мир и объяснять его читателям. Сейчас мы видим, как мир закрывается, а Россия становится страной, куда наше правительство советует не ездить, — появился новый «железный занавес».
Даже в советское время спортсмены, шахматисты продолжали ездить друг к другу. Иностранные журналисты работали в России даже во времена Сталина, однако при Путине, после ареста Эвана Гершковича, корреспондентам из других стран пришлось покинуть РФ. Меня это очень удручает — ведь даже если между правительствами существует вражда, журналисты всегда старались рассказать, как устроен мир, донести, как мыслят люди в других странах. К сожалению, обмен заключенными в августе показал, насколько сильно изменилась эта реальность.
— Вы пишете, что правительства играли в «похищение и обмен». Можете рассказать подробнее о западной стороне этого процесса?
— В книге мы показываем необычную власть, которой обладали семьи тех, кто оказался в заключении в России. Они годами повторяли одно и то же: чтобы добиться обмена, нужно арестовывать шпионов с российской стороны, иначе переговоры не сдвинутся с места. Они понимали, что нельзя просто отправлять [госсекретаря при Байдене] Энтони Блинкена на встречи с Сергеем Лавровым и читать лекции о невиновности Пола Уилана — это ни к чему не приводит.
За несколько дней до возвращения Бриттни Грайнер сестра Пола Уилана [Элизабет] пришла в Белый дом и даже подготовила презентацию с посылом: «Вот ваши союзники в Европе, нужно заставить их арестовывать шпионов, соберитесь». Аналогичные требования выдвигала семья Тревора Рида. В итоге эти сигналы дошли до Белого дома. В феврале 2022 года, почти сразу после ареста Грайнер, ЦРУ начало связываться с европейскими союзниками, включая MI6, и просило их помочь в аресте нужных людей.
В некоторых случаях обращались прямо, указывая на конкретных людей. Например, в Польше указали на человека по имени Пабло Гонсалес. В других странах, например в Словении, MI6 была осторожнее, так как не до конца доверяла местным властям. Им была поручена задача следить за двумя людьми из СВР, находившимися в Словении и других странах. В Норвегии, например, британские и американские разведчики тоже работали совместно.
— Насколько методы Запада были схожи с российскими при подготовке к этому обмену?
— Мы стараемся не делать однозначных выводов. Западные союзники были вынуждены действовать в рамках закона, и эти ограничения серьезно влияли на их возможности. В Словении, например, ситуация была очень сложной — никто точно не знал, сколько еще можно будет удерживать арестованных. В Норвегии Михаил Микушин находился под стражей почти два года без суда. Такое сложно было представить в 1999 году, когда казалось, что исторические времена наконец закончились и все будут жить долго и счастливо.
Пабло Гонсалес (Павел Рубцов, — прим. «Медузы») также провел два года в одиночной камере в Польше без судебного разбирательства. [Находясь под арестом], он занимался силовыми видами спорта и жаловался, что в рационе недостаточно белка. На это охранники сказали ему, что в таком случае он может есть насекомых. Для меня это яркий пример того, насколько мир меняется и как подобные вещи стали повседневностью.
Конечно, я не могу сказать, что мне это нравится. В идеальном мире даже офицер разведки должен иметь право на быстрый и справедливый процесс. Но сейчас мы находимся в ситуации, когда людей приходится удерживать годами, пока другая сторона не придет к соглашению об обмене.
— Как на готовящийся обмен повлияла смерть Навального?
— Мы были одними из тех, кто знал, что сделка скоро состоится. В нашей команде WSJ, которую я просто обязан поблагодарить, — Боян Панчевски, Аруна Висванатха, я и Джо Паркинсон — все понимали, что это происходит. С одной стороны, мы были рады — [наш коллега] Эван скоро вернется домой, этот кошмар для него закончится.
В то же время мы готовились опубликовать историю: материал о том, как Навальный выходит на свободу, о том, что это значит. Что этот человек, символ надежды на иную Россию, освобожден и встречается в Берлине с ликующей толпой. Одновременно мы писали текст, который можно будет опубликовать в момент освобождения Эвана, — заголовок был уже готов: «Эван Гершкович на свободе. Первый журналист, обвиненный Россией в шпионаже после распада Советского Союза, вышел из Лефортовской тюрьмы». Морально газета была готова к тому, что коллега вот-вот выйдет из заключения. При этом все детали нужно было держать в секрете, о происходящем нельзя было никому рассказывать. Даже тем, с кем мы работали каждый день.
Я хорошо помню звонок, на котором мы обсуждали это, и один из тех, кто был осведомлен о сделке, сказал: «Все в порядке, вопросов больше нет, остается только ждать». После звонка я позвонил [соавтору книги] Джо и сказал, что у меня странное чувство. Все происходит слишком быстро, что-то здесь не так. Я сомневался, что Путин действительно подпишет бумагу, позволяющую Навальному уехать в Германию и жить на свободе. Это не соотносилось с образом Путина.
[В феврале 2024 года] Камала Харрис должна была встретиться с правительством Словении в Мюнхене, чтобы организовать их часть обмена. [Директор Федерального бюро расследований США] Кристофер Рэй тоже был тогда в Мюнхене на встрече с главами разведок. И вдруг мы узнали ужасную новость: Навальный умер. Это был удар в самое сердце.
Тогда мы стали думать, сколько времени Эван просидит в тюрьме — проведет ли свой четвертый десяток за решеткой? Раньше все надеялись, что этот срок продлится не больше года.
В том, что происходило дальше, есть большая заслуга советника по национальной безопасности Джейка Салливана. Он отметил, что Германия уже согласилась на принцип освобождения Красикова. Пускай изначально это было связано с Навальным, но они преодолели этот психологический барьер. После этого начались обсуждения: если Навальный умер, кого еще можно спасти? К сожалению, в России много политических заключенных, которые заслуживают скорейшего освобождения.
— Вы также пишете, что Эвана Гершковича специально арестовали, чтобы обменять на Красикова. Как вы это подтвердили?
— Я не сомневаюсь, что именно это стало причиной ареста Эвана. Без углубления в источники можно сказать, что представители России на протяжении многих месяцев говорили об этом на всех форумах: они хотели получить Красикова.
Интересно, что ФСБ в российском силовом аппарате выступает первой среди равных. СВР постоянно обращалась к ЦРУ и другим службам с просьбой вернуть двух сотрудников, задержанных в Словении. Иногда они предлагали обменять их на Пола Уилана. Но при этом говорили, что это нужно будет согласовать с ФСБ, которая настаивала на возвращении одного из своих (то есть Красикова, — прим. «Медузы»).
Именно ФСБ задерживала процесс, чтобы добиться своего. После возвращения Бриттни Грайнер в декабре 2022 года Эван [еще будучи на свободе] лично предлагал нам написать о Поле Уилане и об этом странном обмене заключенными. Он говорил с нашим берлинским бюро и сообщал, что Россия очень хочет вернуть Красикова. Это ужасно… Мне кажется, до этого не было случаев освобождения людей, осужденных за преступления такого масштаба.
— Почему Красиков был так важен для России?
— В материалах, опубликованных еще до обмена, мы упоминали, что Красиков бывал на стрельбище вместе с Путиным и рассказывал родственникам, что президент хорошо стреляет. Также есть данные, что во время поездки в Центральную Азию он получил президентский пистолет «Глок». Вероятно, он стоит за целым рядом убийств бизнесменов и оппозиционеров, живущих в изгнании.
В ходе расследования я спрашивал у источников, играют ли в этом деле роль личные чувства Путина. В ЦРУ была версия, что Красиков, возможно, когда-то служил в охране российского президента. Мы общались с разными людьми, пытаясь понять: это искренняя забота о человеке, который служил государству и страдает в немецкой тюрьме, или же это демонстративный жест в стиле мафии — если ты член «семьи» и попал в беду, мы вытащим тебя, чтобы показать другим, что не оставим их?
Почти все склонялись ко второму варианту. Это был сигнал для тех, кто служит государству за рубежом: Россия не оставит своих. И именно это делает освобождение Красикова особенно пугающим для диссидентов, эмигрантов и всех, кто покинул Россию по политическим причинам.
— Вадима Красикова осудили за убийство чеченского оппозиционера. Поднимался ли вопрос о включении чеченских политзаключенных при подготовке к обмену?
— Список тех, кто должен выйти из российской тюрьмы, составляли США и Германия. Я не уверен, что такая мысль приходила им в голову. Мне кажется, они воспринимали Навального как символ и считали, что освободить нужно именно тех, кого сам он хотел бы видеть на свободе.
— Как формировались списки?
— Я бы хотел жить в мире, где все политзаключенные равны — будь ты просто жителем Чечни или лауреатом Пулитцеровской премии и автором The Washington Post (речь о Владимире Кара-Мурзе, — прим. «Медузы»). Все они отцы, мужья, братья. Но сейчас мы живем в мире, где значение имеют известность и статус.
Авторы обмена не хотели, чтобы в новостях появились заголовки вроде «Вадим Красиков освобожден», «Джо Байден освобождает убийцу» или «Олаф Шольц сдается Путину и отпускает убийцу». Поэтому им нужно было вывести на передний план людей, которых общество воспримет с бо́льшим вниманием и сочувствием.
Прежде всего, это был Эван Гершкович. Мне кажется, его освобождение стало главным заголовком этого дня [в США]. Не меньшее внимание привлек Владимир Кара-Мурза — он получил Пулитцеровскую премию, находясь в тюрьме, и у него было множество знакомых и друзей в Вашингтоне (у Кара-Мурзы также есть гражданство Великобритании, — прим. «Медузы»). Он нес гроб на похоронах Джона Маккейна и сыграл важную роль в принятии «закона Магнитского», работая с Джейком Салливаном и Хиллари Клинтон во время первого срока Обамы.
Стоит также отметить заслуги его жены [Евгении Кара-Мурзы], которая продолжала борьбу за освобождение политзаключенных в России, не ограничиваясь разговорами о своем муже. Например, она неоднократно упоминала и Илью Яшина.
В итоге список для состоявшегося обмена достиг поставленной цели — освободить тех, чьи имена заглушат аморальную сторону всей этой истории. Заголовки с именами Эвана Гершковича и Владимира Кара-Мурзы [в США] вызвали именно тот резонанс, которого добивались организаторы.
— Был кто-то, кого Россия отказалась обменять?
— В книге мы не принимаем ничью позицию. Но существует версия, что убийство Навального было как раз реакцией Путина на обмен. Недавно семья Навального представила доказательства того, что его отравили, и мы с интересом ждем дальнейших сведений.
Что касается Эвана, сразу после его ареста нам объяснили важный принцип российской системы — взаимность и симметрия. Эван обвинен в шпионаже, и его не отпустят, если только его не обменяют на другого человека, также обвиняемого в шпионаже или осужденного за него. Неважно, что он журналист, — шпионаж остается шпионажем.
Красиков был именно тем человеком, которого хотели получить взамен. Ни о каком обмене Эвана на российских криптовалютчиков из тюрьмы в Массачусетсе или других обвиняемых в менее серьезных преступлениях не могло быть и речи. Такой обмен Россия не рассматривала.
— В последние месяцы Беларусь освобождает политзаключенных в обмен на смягчение санкций и нормализацию дипломатических отношений с США. Есть ощущение, что эти обмены происходят гораздо проще, чем с Россией. Как вы считаете, почему? Насколько реальным вы считаете подобный сценарий для России?
— Россия всегда практиковала обмен заключенными, они происходили не только с США, но и с Украиной. Это способ поддерживать диалог, даже если стороны не могут прийти к согласию по многим вопросам. И это помогает показывать прогресс в отношениях друг другу и своим избирателям. Обычно россияне рассматривали судьбу заключенных отдельно от обсуждения санкций, но, учитывая более гибкий стиль Трампа, возможно, эта практика изменится и Россия станет сильнее подстраиваться под США.
В этом контексте хотелось бы упомянуть случай журналиста Анджея Почобута, который сидит в Беларуси. Его историю, к сожалению, освещают гораздо меньше. Мы написали сотни статей об Эване, Алсу Курмашевой и Владимире Кара-Мурзе и рады, что они дома. Но Анджей Почобут все еще находится в Беларуси. В книге мы пишем, что был момент, когда возможным казалось и его освобождение: он этнический поляк и работал на одно из крупнейших польских изданий. Появились предположения, что его можно обменять на кого-то в США. Однако этот процесс решили остановить, чтобы завершить сделку по обмену Эвана до выборов [президента США] 2024 года. Анджей остается в заключении, и я считаю важным об этом напомнить — его история заслуживает внимания.
— Повлиял ли обмен заключенными на президентские выборы 2024 года?
— Я надеялся, что этот обмен повлияет на выборы. И я могу с уверенностью сказать, что у Олафа Шольца тоже была такая надежда, он даже сказал Байдену: «Я сделаю это для тебя». При Трампе такой обмен вряд ли бы состоялся. По разным причинам мне кажется, что Шольц не согласился бы отпустить Красикова ради Трампа. Трамп не особенно популярен в Германии, и это его слабое место.
Обмен был сознательным шагом для Байдена, чтобы показать важность союзников: Америка сильна, потому что у нее есть партнеры, на которых можно рассчитывать в трудные моменты. Россияне тоже понимали, что обмен мог состояться только при Байдене, потому что Шольц был готов к сотрудничеству.
Не уверен, что у Трампа хватило бы дипломатического такта. Возможно, требуя отпустить Красикова, он угрожал бы Германии торговой войной или тарифами — кто знает.
— После обмена Грайнер на Бута некоторые западные чиновники опасались, что обмены заключенными увеличат число произвольных арестов по всему миру. Насколько этот риск оправдался и видны ли такие последствия после обмена 2024 года?
— На мой взгляд, Путин и Трамп сейчас пытаются присмотреться друг к другу. Трамп ставит на то, что Путин больше хочет наладить хорошие отношения с ним и с США, чем продолжать войну. Пока эта ставка выглядит не очень надежной, но именно так он намерен действовать.
Когда Путин говорит с Трампом о будущем Украины и отношениях между Россией и США, он практически никогда не говорит «нет». Он всегда соглашается, но добавляет условие. Например, «мы можем говорить о мире в Украине, но сначала нужно устранить коренные причины конфликта». Это «но» по сути означает отказ. В то же время на столе постоянно появляются предложения — энергетические сделки, возможность обмена заключенными — об этом, например, говорил [генеральный директор РФПИ и переговорщик] Кирилл Дмитриев. Все эти предложения служат своеобразным приглашением: «Давайте решим конфликт по-нашему, и тогда мы сможем воплотить в жизнь все эти вещи».
С этим связаны и обмены заключенными. Вопрос в том, как долго эта игра может продолжаться и что произойдет, когда терпению придет конец. Меня не удивит, если все вернется к старому сценарию. Например, совсем недавно в США экстрадировали этнического русского из Эстонии [Андрея Шевлякова], обвиняемого в контрабанде микроэлектроники для российской армии. История показывает, что, если ты гражданин России или этнический русский, служащий государству, и тебя экстрадируют в США, существует большая вероятность, что ты не отбудешь весь срок, а в какой-то момент окажешься на обратном рейсе домой. Поэтому игра продолжается. Всегда есть американцы, которых Россия может арестовать для обмена.
Беседовал Микита Кучински