Самая бесстрашная поп-авангардистка поколения Новый альбом Розалии «LUX» — поп-музыка, которой мы еще не слышали. Вот почему это прорывная работа
7 ноября испанская певица Розалия выпустила новый альбом «LUX», выход которого предварял релиз сингла «Berghain». Этот трек удивил поклонников: от латиноамериканской поп-музыки Розалия резко перешла к переосмыслению классической традиции («Berghain» записан с Лондонским симфоническим оркестром). По просьбе «Медузы» музыкальный критик Лев Ганкин послушал альбом «LUX» и рассказал, в чем его новаторство — именно для мира поп-эстрады.
Месяц назад соцсети облетела фотография: испанская певица Розалия изучает партитуру оперы Пуччини «Тоска» за столиком парижского кафе. Спустя пару недель в свет вышел первый сингл из ее нового альбома «LUX», песня «Berghain»: несмотря на скромный хронометраж (менее трех минут) и на заголовок, вроде бы отсылающий к одноименному берлинскому техно-клубу, это оказалось сочинение практически оперного размаха.
Композиция стартовала с виртуозных скрипичных арпеджио на манер «Времен года» Вивальди, затем в дело вступал патетический хор и, наконец — оркестр, туш! — являлась Бьорк с заклинаниями о Божьем промысле, символически коронуя Розалию как свою наследницу: самую бесстрашную поп-авангардистку поколения. Вслед за этим еще одно камео — Ива Тюмора, с непристойной цитатой из старинного спича Майка Тайсона, — звучало уже почти пародийно; впрочем, в эклектичную звуковую панораму «Berghain» и оно вставало как влитое.
Розалии не впервой выступать в «академическом» формате — если и не по звучанию, то по целеполаганию. Прорывной альбом «El Mal Querer» (2018), где она тестировала совместимость фламенко с современными жанрами, представлял собой дипломную работу для Каталонского музыкального колледжа; сомнительно, что кто-то еще выпускался из этого заведения с таким же неотразимым грувом, как в песне «Malamente». Тем не менее «LUX» — даже на фоне всех прочих авантюр артистки, — конечно, неожиданный маневр.
В последние годы Розалия, казалось, комфортно освоилась на территории модной латиноамериканской поп-музыки — дуэты с Бэд Банни и Джеем Балвином, реггетон-ритмы альбома «Motomami». От всего этого в новой пластинке не остается и следа: вместо этого артистка внезапно выступает с размашистым песенным циклом в сопровождении Лондонского симфонического оркестра. Более того, «LUX» спет на тринадцати языках и посвящен — по крайней мере, на бумаге — духовным исканиям Розалии. На обложке певица предстает в монашеском одеянии.
Один из ответов на вопрос, зачем ей это надо, вероятно, может дать композиция «La Yugular». В ней использована цитата из интервью Патти Смит почти полувековой давности: «Седьмое небо? — переспрашивает выдающаяся поэтесса и панк-певица. — Тоже мне достижение: я хочу увидеть восьмое небо, десятое, тысячное». И продолжает, перефразируя песню The Doors «Break on Through»: «Когда ты врываешься на другую сторону, ты словно входишь в одну дверь — но одной двери мало, и миллиона дверей тоже мало».
Эти слова — манифест творческой ненасытности, констатация непреложного (хоть и обескураживающего) факта: жажда нового заведомо неутолима. Если ты подсел на иглу познания, расширения кругозора, рискованных экспериментов, то не существует предела, на котором ты остановишься, — оказавшись, подобно пророку Мухаммаду на седьмом небе, ты обречен стремиться к восьмому и далее везде. Для Розалии это не новая мысль: в «Saoko», песне, открывавшей предыдущую пластинку «Motomami», в сущности, говорилось примерно о том же. Но «LUX» реализует идею непрерывной трансформации уже максимально развернуто, в альбомном формате. Подобно той же Бьорк, или Пи Джей Харви, или Дэвиду Боуи, Розалия стремится изобретать себя заново каждые несколько лет — не просто писать новые песни, но осваивать новый модус высказывания.
Это, впрочем, объясняет сам факт трансформации — но не ее вектор. Обращение к классической традиции в «LUX», судя по всему, прямо связано с темой альбома.
В его основе — истории святых: женщин, проживших, по выражению Розалии, «незаурядную жизнь». Среди них тезка артистки — святая Розалия Палермская; легендарная средневековая композитор Хильдегарда Бингенская; китайская поэтесса и последовательница учения дао Сунь Буэр; пророчица Мариам и даже княгиня Ольга — та самая, которая, согласно «Повести временных лет», сожгла древлян в бане. Изучая их судьбы, певица рефлексирует на тему собственных взаимоотношений с Богом — причем делает это тоже довольно незаурядно: в первой же песне она рассуждает о том, как здорово было бы уметь по щелчку переключаться от жизни земной к небесной и обратно; а чуть дальше сравнивает Господа с назойливым сталкером. Отважившись замахнуться на вечное, Розалия ищет адекватный избранной теме музыкальный язык — и останавливается на европейской оркестровой классике. Поэтому, в частности, «LUX» разбит на четыре части — как заведено в симфоническом жанре. И поэтому же в замковом камне его эмоциональной арки не только «Berghain», но и «Mio Cristo Piange Diamante», где Розалия дает впечатляющую арию, играючи переходя на итальянский.
При этом стоит проговорить очевидное: флирт с академической музыкой в «LUX» носит довольно поверхностный характер.
Розалия не погружается в строение сонатно-симфонического цикла, не говоря уж о композиторских техниках XX и XXI веков. Ей явно по кайфу динамические контрасты, на которые способен оркестр, — от вкрадчивого пианиссимо до оглушительных тутти, — и она охотно ими пользуется, но в фундаменте большинства композиций с пластинки — старая добрая куплетно-припевная форма. То же и с многоязычием записи: тексты песен она, по собственному признанию, сочиняла через гугл-транслейт, а потом отдавала носителям языка на проверку и редактуру (с французским в этом качестве выступила Шарлотта Генсбур). Выход Тюмора в финале «Berghain» — тоже, прямо скажем, не «Liebestod», а так, короткий китчевый дивертисмент.
Это обстоятельство могло бы стать поводом для обвинительного заключения — мол, артистка усвоила букву, но не дух своих источников вдохновения. Но, кажется, формулируя подобное обвинение, мы рискуем упустить из виду главное: эстрадной музыке идет поверхностность. Это искусство театральных жестов и гипертрофированных страстей. Это мир, в котором расставание с бойфрендом или подружкой стабильно превращается в трагедию планетарного масштаба, а посыл в духе «скатертью дорожка!» может стать основой концептуального альбома (в «LUX» этот посыл, к слову, тоже есть — см. язвительный вальсок композиции «La Perla», в котором богоискательство артистки эффектно отходит на задний план).
Поп-музыка — занятие, подразумевающее определенную долю бесстыдства; извиняться здесь не пристало ни за китч, ни за чрезмерную патетику, ни уж подавно за «менее серьезные» прегрешения вроде культурной апроприации. Любая запись Розалии — это, в сущности, именно культурная апроприация: ранние пластинки — пиратство фламенко, исторической музыкальной традиции испанских цыган; «средний период» — увлечение карибскими ритмами; теперь — классическая музыка.
Интерес артистки к каждому из этих феноменов носит сугубо туристический характер, чего она сама и не думает скрывать. «Я потеряла руки в Хересе и глаза в Риме, язык в Париже и время в Лос-Анджелесе, каблуки в Милане и улыбку в Англии», — озорно перечисляет она в песне «Reliquia», обыгрывая идею мощей: частей тела святых, разбросанных по многочисленным паломническим локациям. Дальше будет вера в Вашингтоне, друг в Бангкоке, любовь в Мадриде и косяк в Мехико: вся композиция — как лихорадочное перелистывание географического атласа. Главный вывод: Розалия, если принять сказанное в «Reliquia» за чистую монету, объездила весь мир. Она была повсюду, пусть, возможно, и недолго, проездом — как видим, этого достаточно, чтобы потерять что-то важное.
Или, наоборот, приобрести. «LUX» — вероятно, первая запись в истории, в которой приняли участие одновременно и продюсер Фаррелл Уильямс, и Кэролайн Шоу — лауреатка Пулитцеровской премии и одна из самых интригующих современных академических композиторов. Любопытство певицы к музыке по-разному устроенной, обладающей разным геномом, имплицирующей принципиально разные смыслы позволяет ей легко заводить новые знакомства. Не все они даже упомянуты в выходных данных альбома — кто-то же должен был поставить Розалии вполне убедительное ивритское произношение для двух строчек из композиции «Novia Robot»? «Я рождена бунтовать — и бунтую, чтобы родиться заново, — тянет артистка на этом экзотическом для международной поп-музыки языке, видимо, от лица пророчицы Мариам. — Если стресс создает бриллианты, отчего же мы все не сияем?»
Сама певица описывает это любопытство немного иначе — как «любовь к другому». Возможно, стоит написать это с большой буквы — к Другому: к тому, кто не является мной, но чье право на отличие от меня я заведомо и без ограничений признаю. В сегодняшней отчаянно поляризованной реальности это чувство — дефицитный товар, и даже популярная музыка во многом разучилась его испытывать (хотя в свое время объединительный, демократический импульс априори входил в ее заводские настройки).
Новый альбом Розалии — напоминание о том, что так тоже можно: быть открытым миру, испытывать к нему доброжелательный интерес и жадно впитывать впечатления. То, как вдохновенно и заразительно звучит пластинка, дарит надежду, что, возможно, мы можем заразиться от артистки и главным ее богатством: мощным импульсом непредвзятого познания. Fiat Lux — или, точнее, «LUX».
Лев Ганкин