«Триллион» — Виктор Косаковский выпустил еще один документальный эпос космического масштаба В предыдущих фильмах он снимал свиней и камни. Этот посвящен рыбьей чешуе
На Фестивале документального кино в Амстердаме (IDFA) прошла мировая премьера новой картины Виктора Косаковского «Триллион». Документалист с уникальным авторским почерком, он снимает бессловесные масштабные полотна о природе на высочайшем техническом уровне. Его картина «Акварель» посвящена воде, «Гунда» — жизни одной свиньи, «Архитектон» почти что оживлял камни. Новая работа «Триллион» в мельчайших деталях показывает рыбью чешую — с этим материалом работает художница К49814, снявшаяся в картине. Кинокритик Антон Долин пытается описать увиденное словами.
Вероятно, этот фильм — рекордсмен по зазору между тем, что о нем можно рассказать, и тем, что испытываешь в кинозале. Передать словами визуальные образы вообще довольно трудно, а «Триллион» Виктора Косаковского во много раз усложняет задачу. Радикальная поэзия экранной энергии доходит до абстракции, обходясь без единого слова. Закадровая музыка будто обещает развитие или хотя бы объяснение происходящего, но это оказывается обманом. Разумеется, возвышающим. Если попросту, то перед нами полнометражный черно-белый немой фильм с единственным персонажем и отсутствием сюжета. То самое пугающее поклонников авторское кино, где «ничего не происходит». А когда происходит, то остается невидимым, поскольку место действия — сознание и подсознание героини, автора и (если повезет) зрителя.
Существо происходящего вполне передает трейлер — редкий для кинематографа случай. По величественным гигантским камням у берега океана идет босая женщина в простом платье и шляпе. Дойдя до края, она запускает ладони в холщовый мешок и бросает из него в воду пригоршни блестящих сухих рыбьих чешуек, рассыпающихся по ветру. Что происходит в течение полутора часов «Триллиона»? Именно это.
Ну а теперь пари: оторваться от гипнотического зрелища все равно не удастся. Особенно если вам повезет испытать его на большом экране, в качественной проекции и с подобающим звуком системы Atmos — все это ключевые элементы художественного замысла создателя-перфекциониста.
Не в первый раз и не первое десятилетие раздвигающий формальные рамки документального кино Виктор Косаковский вновь доказывает, что режиссура — не техника, а мышление. Начинается же оно с грандиозной — иначе не бывает — амбиции. Снять фильм в противоположных (в точном географическом смысле) точках света, чтобы доказать единство мира, — как в картине 2011 года «Да здравствуют антиподы!». Использовать средства кино для исследования текстуры, материи и образности воды: «Акварель» (2018). Сделать главной героиней многодетную свинью, чтобы зритель к финалу буквально смог перевести на человечий язык ее хрюканье: «Гунда» (2020). Превратить камни в оживающих персонажей документального фильма: «Архитектон» (2024). Казалось бы, некуда, но «Триллион» идет еще дальше.
Это вторая часть авторской «трилогии эмпатии» после «Гунды», поэтому в качестве исполнительного продюсера в проект вписался Хоакин Феникс — убежденный вегетарианец и страстный поклонник фильма о свинье. Впрочем, убедить зрителя, будь он законченный мясоед, в способности свиньи чувствовать и мыслить все-таки проще, чем позволить ему почувствовать боль триллионов, по слову Косаковского, «рыбьих существ», анонимно гибнущих каждый год для насыщения человечества. Однако почему бы не попытаться?
Как минимум одному человеку удалось наполнить все свое существо именно этой формой эмпатии, и это неплохой старт. Героиня фильма — художница и философ, которая принципиально не только отказалась разглашать в фильме свое имя (в титрах она обозначена под своим артистическим псевдонимом К49814), но и запретила показывать лицо. Она собирает, отмывает и высушивает рыбью чешую, а потом методично возвращает ее морю. Эти погребальные ритуалы отдают дань уважения рыбам, брошенным на алтарь человеческой прожорливости.
Камера, естественно, не первая попавшаяся. Разработчики новейшего оборудования RED специально снабжают Косаковского камерами для черно-белой съемки с повышенной контрастностью. Инопланетность пейзажа — судя по финальным титрам, это Норвегия, но сам фильм о месте действия умалчивает — гармонически уравновешена сверхчеловечески детальным изображением. Оператор Эгиль Хаскьолд Ларсен, бывший в детстве акробатом, проходит и проплывает там, куда и без тяжеловесной неуклюжей техники опасно соваться: есть риск соскользнуть в воду. Ландшафт достраивается при помощи сложной и многослойной, как оркестр, звуковой партитуры Александра Дударева. Даже обидно, когда на нее накладывается эмоциональная, но слишком уж традиционная по духу музыка петербурженки Настасьи Хрущевой. Тишина, в которую тоже нужно вслушиваться, идет «Триллиону» больше.
Захватывает дух, когда камера будто увлекается микромиром чешуек, забывая и об эпическом ландшафте. И о таинственной героине, духе этого отрешенного места, где между скал едва пробивается жухлая трава, а единственные аборигены — худые бараны, наблюдающие за бесплодностью человеческих усилий. Нет больше сошедшего с картин Каспара Давида Фридриха лунного пейзажа над успокоившейся водной гладью — только бесконечно увлекательная вселенная чешуи, где каждый крохотный элемент обладает своей формой и узором, изобличает неожиданную индивидуальность представителей «рыбьих народов». Чешуйки уникальны и неповторимы, как отпечатки пальцев, а при максимальном увеличении съемки превращаются в нездешние порталы — будто ты блуждаешь в вымышленных универсумах «Космической одиссеи 2001», «Интерстеллара» или «Дюны».
Парадоксальная трансформация: чешуйки становятся огромными, а человек на фоне камней и моря, наоборот, теряется, фигурка героини едва различима на крупном плане. Хотя оптическая иллюзия съемки уравнивает ее с маяком на горизонте, освещающим тьму, — метафора одновременно наглядна и ненавязчива. «Триллион» завораживает, но все же не сводится к визуальному аттракциону. Этот фильм — донкихотская попытка режиссера укротить спесь и самовлюбленность человека, присвоившего право укрощать, подавлять и пожирать.
Вряд ли кого-то можно при помощи искусства — даже такого бескомпромиссного, как жесты К49814 или фильмы Косаковского, — в чем-либо убедить. Тем более переубедить.
В интервью о «Триллионе» режиссер здраво отсылает зрителя к мифу о Сизифе, тяжело и бессмысленно катившем в гору камень, который каждый раз срывался обратно к подножью. Нынешние войны и катаклизмы (их Косаковский, обычно аполитичный в своем кино, напрямую коснулся в «Архитектоне») лишний раз убеждают в этом — уж слишком многие цивилизационные усилия обнулились в одночасье.
Для теоретика абсурдизма Альбера Камю судьба Сизифа подтверждала бесплодность любых усилий. Косаковский в своей картине, не прибегая к словам, все же отчасти опровергает французского философа. Художественный жест может быть веским актом протеста, немой образ способен говорить убедительнее манифестов и речей. Поверим в этот идеализм — и пусть пристальное, на уровне макросъемки, внимание к тем, кто живет рядом с нами, позволит незначительно уменьшить количество убийств и насилия.
Антон Долин